Сибирский изборник (СИ)

К нам возвратится - во тьме, за краем надежды.

Я за тобой опускаюсь на самое тёмное дно,

Алую жизнь расточая огнями червонца.

Только дано нам в последнем видении это -

Вечер, и красные лужи, и солнце чёрное...

Жизнь застывает зелёной молитвой воды.

Чёрные лица камней от крови зацветают.

Сталь и бетон - сквозь века - не затмят волчьего воя,

Не утаят пламени скифских могучих костров.

Свет, колобродящий над темной страною моею!

Виноградом бродящие звезды! Слушайте нас!

С миром идёте ли вы или с предвестием смуты-

Я зарифмую с землею исполненный тяжести воздух -

Воздух хореический, ямбический, звучащий!

Небо хмельно. Плывет по нему мой ковчег -

Искрой в вине, пузырьком в чане темном, дощатом.

И непрестанно кочевье ковчегов сквозь небо,

Строгого неба движенье,

Вращенье,

Блужданье

во мраке

последнем...

Дописаны стихи.

Прорвалось сердце в небо сокровенное,

В небо потаенное,

Во внутреннее небо человеческое.

Совершилось.

Окунает руки в слезы людские

Звездный Пилат.

Копья деревьев плоть неба прободают.

Человек сказал свое,

Отговорил,

Отзвучал.

Совершилось!

И теперь,

Когда все сказано,

Одно остается сыну человеческому -

Забыть себя,

Забыть жизнь,

Забыть смерть.

Отложить тетрадь. Крестным знамением осенить себя трижды.

Преклониться долу перед сном.

Лечь в постель теплую.

И лежать в ночи.

Глухо.

Слепо.

Безвыходно.

Как камень.

Как камень...

Окончен День человеческий!

ЯВЛЕНИЕ 2

ЛУННАЯ ПЕСНЬ

Ночь стоит над Атаманским хутором.

Ночь над степями Иртышскими.

Ночь над Сибирью.

Большая ночь, просторная,

Стосонная, столикая, тысячеглазая,

Колоколом молчаливым края родные покрывшая.

Ночь предопределения,

Ночь предзнания.

Ночь - пророчица.

Стоит в ночи храм Казанский,

Стоит, как резная фигура шахматная,

Как пешка, которую вот-вот в ферзи проведут.

Стоит, молчит, ждёт хода своего.

Но медлит рука играющая.

Стоят вокруг храма дома деревянные,

С резными ставнями,

С теплыми завалинками,

С воротами, хитро украшенными.

Спят люди в домах -

Казаки и крестьяне,

Молитвенники и матершинники,

Пьяницы и постники,

Грешники и пророки -

Все в лице одном,

Все в теле едином:

Вольное, лихое племя, неукротимое.

И в одном доме,

Махоньком, бедненьком,

С крышей покосившейся,

Что на самом краю хутора притулился, -

Спит казак молодой, Арсений.

Спит, разметался,

Чуб черный на лоб отбросил,

Руку за голову положил.

Дышит глубоко, трепетно:

Тяжёлое ему снится.

А что на свете правды тяжелее? А что легче её к небесам поднимает?

Глубок сон его, глубок и вязок,

Как небо ночное, луной затопленное,

Как неба колодец, тайного света полный.

И видится ему старуха,

Белая, круглолицая, в шали серой,

В юбке домотканой - с лебедями белыми по подолу.

Стоит в доме его,

Прямо у кровати,

Покрывало цветастое белой рукой гладит.

"Кто ты? Откуда?" - спрашивает Арсений.

"Неважно, кто я, мил человек,

Важно, кто ты, - колос, к жатве назначенный,

Золотое зерно свое скопивший,

Солнце свое впитавший,

Отдать его долженствующий.

Два месяца тебе дано, два только.

Пройдет сей срок - упадет колос на землю.

А пока - живи, дыши,

Да меня не забывай".

Сказала сие - и растворилась,

Столпом лучей лунных обернулась.

Прошел по дому лунный столп - и в небо вышел.

Смотрит Арсений -

До Луны дорожка по воздуху идет,.

Чистая, серебристая,

Только человечьими стопами неисхоженная,

Неистоптанная,

Людям неведомая пока...

Кто, когда по ней в верный путь наконец шагнет?

Просыпается Арсений.

Крест нательный целует.

Молитву Михаилу Архангелу читает.

И тихо становится ему,

Так тихо, словно все мысли его, все дела и дни его

Лесом тысячелистым на краю христианства застыли -

И не пошевелятся.

Затишье в душе его, мир и покой -

Как перед бурей или перед вечностью.

Тишина.

Вновь засыпает Арсений -

Мирен сон его и безмятежен,

Как озеро ночное.

И стоит лунный столп над изголовьем его,

Избранника своего примечая.

Проходит два месяца.

Август настаёт - щедрый, буйный,

На дары обильный.

Месяц жатвы, месяц урожая,

Месяц принесения плодов.

Арсений живет - не тужит, о сне не помнит.

Ходит по граду, по миру, смотрит - не насмотрится:

До чего мир этот щедр, разымчив, неимоверно благ!

Липучая смола черных очей его каждой девке мила,

Каждый конь зрак огнен на него косит, хочет, чтоб оседлал его казак.

И живет Арсений, случайничает,

По течению времени течет,

А щедро оно, время сибирское, его наделило!

Только перед грозой щедрость такая у неба бывает,

Только перед грозой.