Сибирский кавалер (сборник)

Пьер на стоянке наемных экипажей заплатил возницам, чтобы они ехали все вслед за княжеской каретой. То же самое он проделывал и на других стоянках. Вскоре за каретой Жевахова тянулся такой длинный хвост из карет, дормезов, шарабанов, дрожек, таратаек[3], что и конца его не было видно. Кортеж перегораживал улицы и площади, озадачивая и конных, и пеших.

Наездились они по Москве досыта. Заезжали в какую-то тратторию, где искусно пели и танцевали цыгане. Во дворец вернулись поздно, дома в Москве Пьер себя вел не лучше, чем в Париже.

Прошла неделя, и Томас хотел напомнить товарищу, что его заботит приискание должности, не гулять же он сюда приехал. Но однажды, после обеда, Девильнев не лег отдохнуть, как было здесь заведено, а забрел в дворцовый зимний сад. Там хорошо было сочинять стихи, он уединился на скамье в оранжерее среди цветов и грядок с огурцами. Он наслаждался теплом, ароматом, тишиной. Как вдруг раздались шаги.

Томас услышал голос старого князя, ему отвечал Пьер. Князь говорил:

– Я отлучен от жизни, мне запрещено бывать в Петербурге. Кругом за мной следуют агенты Бирона, фаворита императрицы. Он восстановил отмененную после смерти Петра Первого Тайную канцелярию «Слово и дело». Этот недоучка, изгнанный за недостойное поведение из Кенигсбергского университета, переполнил страну шпионами и фискалами. Ты разве этого еще не понял? Посмотри! По городам и весям висят на колесах четвертованные. Москвичи уже боятся выходить на улицы. Как хищный ворон, Бирон выискивает себе все новые и новые жертвы. По улицам водят закованных в железо арестантов. Их лица закрыты капюшонами, и сквозь прорези для глаз они рассматривают всех встречных. На кого они укажут, крикнув свое «Слово и дело!», того тотчас забирают. Предполагается, что они указывают на сообщников, но могут указать на кого угодно, лишь бы отправить на муки и захватить на тот свет с собой как можно больше людей.

И за мной очень прилежно следят. Ведь я был в дружбе с казненным недавно кабинет-министром Артемием Петровичем Волынским. Единственная вина его в том, что выступил на заседании против помощи Польше, вечно нам враждебной. А именно о такой помощи хлопотал Бирон!

Волынского схватили. Этого честного государственного мужа обвинили в измене и бог еще знает в чем! Приплели и такую вину, как избиение придворного пиита Тредиаковского. Долго пытали Артемия Петровича, отсекли руку, а затем и голову. А вместе с ним побили немало видных вельмож. Я ожидаю каждый день и час, что и за мной явятся. Вот! А ты наделал шума в Москве своим дурацким поездом наемных карет. Мне нельзя бывать в столице. Тебе можно. Тебе надо жениться на этой немке. Она родственница фельдмаршала Миниха. Это хотя бы отчасти снимет с меня опалу.

– Батюшка, все, что угодно, только не это! – воскликнул Пьер. – Я не могу жениться не по любви!

– Для любви бывают любовницы! Знатные люди женятся чаще всего по политическому расчету. Возьми во внимание всех царских особ! Кто из них женился по любви? Да что царские особы, даже рабы-крестьяне женятся сообразно разделу имущества или из других меркантильных соображений. А здесь речь идет не о деньгах, здесь дело идет – о моей чести, даже о жизни моей! И ты не хочешь помочь?

– Не могу, это свыше моих сил! – отвечал упавшим голосом Пьер.

– Вот как ты благодаришь меня за мое доброе к тебе отношение! – воскликнул старый князь. – Мало тебе парижских куртизанок, ты и здесь решил ехать на перекладных…

Два месяца Пьер не выходил из пьяного загула. Бесполезно было с ним говорить о делах. Князя и княгиню в эти месяцы Томас почти не видел. Он сидел в своей комнате и читал книги из княжеской библиотеки. На обед его теперь приглашали не в дворцовую столовую, а в нижний этаж, где харчевались слуги. Это было унизительно и до слез обидно. Он чувствовал себя зверьком, попавшим в капкан. Он не имел денег нанять экипаж, он не знал города, не знал языка. Он тысячу раз пожалел о том, что не раздобыл во Франции рекомендательные письма к осевшим в России соплеменникам. Такие письма, наверное, он добыл бы перед отъездом из Парижа. Но он был так самонадеян, так верил в помощь Пьера Жевахова!

Между тем зима сошла на нет. За окном буйно зазеленели кустарники и зажелтели вербы, словно армия гномиков зажгла свои желтые свечи. Снега стаяли, и солнце плескалось в лужах.

И вот его друг во время одной из пьяных оргий простудился и слег в постель. Теперь он лежал обложенный компрессами и грелками в своей спальне, и возле него хлопотали доктора. Вскоре Томасу удалось остаться с Пьером наедине. Томас мог с ним поговорить. Он просил денег взаймы и адрес какого-нибудь француза, проживающего в Москве или в Петербурге.

– Наплюй ты на своих французов! – отвечал Жевахов. – Москву ты уже посмотрел, теперь пора тебе посмотреть и мое имение.

– Но, друг мой, я ведь должен найти прочную опору своего существования, – с грустью ответил Томас.