Сибирский кавалер (сборник)

– Я покажу! – ответил Шегереш. – Я покажу это, чтобы туда не пришли другие. Теперь оставь здесь коней, повозки и охрану, возьми с собой двух верных людей, мы пойдем в пещеру.

На склоне поросшей лесом горы Шегереш отвалил камень, обнажив дыру.

– Лезь за мной! – сказал Шегереш. – Остальные пусть ожидают здесь, пусть разобьют лагерь и будут настороже, ибо ходить будем долго.

Девильнев оставил за себя Жака Сореля. И полез за Шегерешем в темноту. Шли, прислушиваясь к дыханию друг друга в полной темноте, неведомо куда, чувствовалось, что тропинка идет наклонно.

Тем временем наверху казаки расположили тюки так, чтобы получилось ограждение. Часовые спрятались в кустарниках в четырех сторонах от лагеря. Одни участники похода осматривали коней, другие варили кашу, третьи размещали в удобных местах маленькие походные пушки и боеприпасы, копали землю, насыпая брустверы. Ибо первым приказом Сореля было сделать надежный ретраншамент[23].

Томас думал, что проводник заблудился, но впереди забрезжил свет. Пещерное озеро недвижно лежало у подножия терракотовой скульптуры всадника-воина. Шегереш шепнул:

– Он стережет дорогу к озеру духов.

Густые клубы пара поднимались от странного озера. Глаза слезились, голова кружилась.

– В этом озере нельзя плавать, из него нельзя пить. Тут даже и задерживаться нельзя! – сказал Шегереш. – Духи сделают наши головы свинцовыми, и мы останемся здесь навсегда. Здесь много погибло глупых людей. – Он осветил своим факелом лежавшие возле пещерной стены скелеты. – Они тоже были любопытны! – усмехнулся охотник. – Им тоже понравилось это красивое озеро.

Девильнев сунул конец сабли в бассейн, вынул, поглядел: конец сабли матово засеребрился. Это была ртуть.

– Ходи! Ходи! – торопил Шегереш. – Над нами гремит не гром, там пушка гремит. Там напали!

Бежали и слышали топот многих ног. Ход сузился. Шегереш повернул камень. За спиной у них загрохотал камнепад. И преследователей уже было не слышно. Вылезли они из пещеры и сразу увидели китайских стрелков, с луками и старинными пищалями. Шегереш накинул на шею одного из стрелков аркан. Девильнев с двумя казаками схватился со стрелками врукопашную. Синехалатные люди в треухах кинулись бежать, лишь одного из них удалось задеть саблей. Эти воины были босыми, удивляло то, что они могут так ловко ступать по острым камням.

– Суспиция[24] принесла нам успех! – доложил Сорель.

Теперь предстояло допросить пленных. Девильнев спросил Шегереша – понимает ли тот по-китайски. Шегереш ответил, что может говорить не только с китайцами, но и с уйгурами, монголами и прочими людьми.

Трое пленных оказались джунгарами. Они гневно жестикулируя, тыкали пальцами в четвертого пленника, даже плевались и ругались. Шегереш перевел их слова. Они были крестьянами, которых насильно отправили в этот поход. Четвертый пленник был китайцем. Джунгары требовали немедленно им всем обрезать косы. Оказывается, косы им приходилось носить в знак покорности китайскому богдыхану. Если кому-либо со зла во сне отрезали бы косу, то уже утром он был бы казнен китайскими властями как бунтовщик.

Джунгары так мотали головами и так вопили, что Девильнев милостиво приказал тотчас отрезать им косы. Тогда один казак и сотворил сие дело своей острой саблей. Косы он забрал себе в качестве трофея. Джунгары сразу заулыбались. Видимо, оттого, что сумели насолить поработившему их китайскому императору. Их усадили у костра, дали трубки. Дали покурить и китайцу. И Шегереш о чем-то спросил его по-китайски. Китаец лукаво улыбнулся и неожиданно сказал:

– Мне переводчик не нужен, я сам говорю по-русски, вот вам крест святой! – и широко перекрестился.

Ван Суслонов, так звали китайца, рассказал, что он был солдатом личной императорской гвардии. В гвардии служат исключительно выходцы из России. Когда-то давно китайцы захватили Албазинский острог. Это была крепостца на Амуре, основанная в 1649 году Ерофеем Павловичем Хабаровым. Китайцам понравились сильные и смелые русские воины, которые хотя и были изранены, но не просили пощады. Их увезли в Китай, вылечили. Императору понравились светлолицые здоровяки. Предложил им службу. Они согласились с условием, что им дадут сохранить свою веру.

Среди них был и отец Ван Суслонова. В Пекине у русских гвардейцев – отдельный городок. Часовня. Гвардия имеет желто-голубой флаг. Постепенно эта гвардия желтеет всё больше. Жены-то китаянки. Первые гвардейцы были, понятно, русыми, их дети – с небольшой желтизной, а уж внуки в большинстве своем – вылитые китайцы. Вот и Ван Суслонов желтоват, и немного раскос, но язык не забыл и крест на груди имеет. Кому – Лао-Цзы и Конфуций, а нам – Христос!

Закончив свою речь, Ван Суслонов вновь перекрестился.

– Как же ты, императорский гвардеец, попал в сию экспедицию? – спросил Девильнев.

– Очень просто, на меня стала заглядываться жена одного из наших мандаринов, он-то и послал меня в этот отряд, в надежде, что меня здесь убьют.