Сибирский рассказ. Выпуск I

Вот почему начальник партии не раскричался, когда эти посетители — парень и девушка — попросили выделить им квартиру «для совместной жизни». И хотя в поселке, состоящем из четырех десятков домов, найти свободную комнату было таким же безнадежным делом, как разыскать в пустыне киоск с газированной водой, он принялся обстоятельно обосновывать свой отказ.

Этих посетителей — взрывника Гошку Коршунова и мотористку насосной Нюсю Окушко — он знал, как облупленных. И они его знали, потому что Вася Иваныч жил тоже в общежитии и не раз танцевал с Нюсей под гитару, в то время как Гошка упорно налаживал радиолу. Но в данном случае он был «начальство» и он обязан был принять участие в решении их неразрешимого вопроса.

— Мы в партии не имеем многих специалистов только потому, что их некуда поселить, — говорит Вася Иваныч, гася очередной окурок о хрустальную глыбу. Он сидит за столом в жестком брезентовом плаще, который при всяком движении гремит, как жестяной. Этот плащ Вася Иваныч носит всегда, по-видимому, для солидности.

— Мы работаем, например, без механика. А новый механик уже месяц загорает с семьей в экспедиции, и я ничем не могу помочь ему. Почти половина семей живут у нас стесненно, и до будущего лета, когда мы приступим к строительству десяти домов, нам волей-неволей придется с этим мириться.

— А почему бы не начать строить этим летом? — уныло спрашивает Гошка.

— Да элементарно. Пока мы не докажем управлению, что мы имеем здесь дело с промышленными запасами руды, никто на дополнительное строительство поселка не раскошелится. А докажем мы только к будущей весне — не раньше. Но что докажем — это точно. На днях третья вышка опять новый пласт подсекла. Нам ведь, братцы, для начала немного — сорок миллионов тони нужно. — Вася Иваныч снова закуривает и, разогнав дым ладонью, просительно добавляет: — Так что вы потерпите до лета, ладно?

— Мы потерпим, — говорит Гошка и, перехватив испуганный Нюсин взгляд, морщится. — Мы, конечно, потерпим, но ты разреши нам пока занять зимник, тот, что за ручьем.

— Ты шутишь, как Райкин, — отвечает Вася Иваныч, — разве в нем можно жить, в зимнике?

— Сейчас, конечно, нет. Но ты разреши.

— Нет, не могу.

— Почему не можешь?

Вася Иваныч откидывается на спинку стула, и брови его суровеют:

— Я вам сегодня разреши, а завтра вы ко мне опять придете: дай кирпича, дай тесу, дай стекла, дай пятое-десятое. А где я вам возьму того же кирпича, если мы кирпич для пекарни вертолетом доставляем.

— Не придем, — говорит Гошка, — честное слово, не придем. Верно, Нюся?

Девушка отчаянно крутит головой: не придем!

— И потом подумают, что это я вас туда запихнул, — уже менее уверенно добавляет начальник.

— Не подумают. Мы всем скажем, что сами.

— Сами, сами, — недовольно бормочет Вася Иваныч, — сами с усами…

На этот раз он гасит папиросу очень долго, так долго, что у Гошки начинает сосать под ложечкой. Потом, страдальчески морща лицо, заявляет:

— Ну, хорошо. Пользуйтесь моей слабостью, занимайте. Только чур…

— Мы же договорились! — перебивает Гошка. — Ничего не попросим, ни одного гвоздя!

Зимник был поставлен геологами еще до того, как здесь вырос поселок. Потом, когда пришли буровики и по обоим берегам таежного ручья протянулись улицы, зимник был заброшен. В нем одно время помещался магазин, потом керносклад, потом еще что-то. Но из-за отдаленности от него скоро отказались. Теперь он пустовал, по нему день и ночь гулял ветер, бросая в оконные проемы то пригоршни дождя, то летучие семена таежных трав.

Только великие оптимисты могли решиться жить в нем.

Взявшись за руки, они долго бродят по зимнику и вокруг него. Под ноги им попадают круглые, гладко выбуренные в глубинах земли столбики породы — керн. Потом они садятся на подоконник и начинают целоваться. День жаркий, безоблачный; воздух наполнен терпким запахом смородины, растущей по ту сторону ручья, жужжанием пчел, солнцем, и они, сидя на горячем подоконнике, чувствуют себя самыми счастливыми на земле.

— Ну, будет нам, как маленькие, — говорит, наконец, смущенно Нюся и, спрыгнув на пол, прикладывает ладони к щекам: как они горят!

Гошка смотрит на нее и улыбается, он еще не может привыкнуть к тому, что эта девчонка с простенькими косицами — его жена.

Приказом по партии Вася Иваныч дал им как молодоженам три свободных дня, и они принялись за дело.

Сначала они выгребли и вымели из зимника весь накопившийся там хлам. Потом Гошка залез на сруб и долго осматривал проломанный в двух местах потолок.

Посидел, покурил и подался в тайгу.

Он разыскал старые выработки и, совершив несколько вылазок, натаскал кучу горбылей. Из поселка принес топор, пилу, стамеску и до вечера строгал горбыли, превращая их в доски. Этими досками он залатал потолок. Из оставшихся сколотил двери и крылечко об одну ступеньку. Двери получились неказистыми на вид, зато добротными, как в сказке о трех медведях.