Сибирский рассказ. Выпуск II

…Однажды в серенький дождливый денек надо было срочно перебросить через вспухший ручей трубы, а мост покосился, и тракторист заробел. Леднев выругался, столкнул его с сиденья, сам повел трактор, и все видели, что мост шатается. Лариса была тоже в толпе зрителей, и, когда мост зашатался, она ахнула и вцепилась в руку Гурнова.

А потом тот случай… У Ларисы нарывал поцарапанный палец, она плакала от боли, охая на всю улицу. Вошел Леднев — раньше он никогда не бывал у них — и спросил, что случилось. Он, как всегда, был в сапогах и плаще, остановился у порога. Он только раз взглянул на Ларису, которая сидела с распущенными волосами, повернулся и ушел. Минут через двадцать подъехала «эмка», Леднев сказал, что едет в Москву и подвезет Ларису в поликлинику. Гурнов сам убрал ей волосы, проводил до машины, и больше Лариса не вернулась. Точнее, она вернулась, чтобы взять свои вещи, тогда он видел ее не больше пяти минут — и до сих пор помнил незнакомое лицо, небрежно завязанные на затылке волосы, лихорадочный блеск глаз… Леднев покорил ее с первого взгляда…

Нет, Гурнов не собирался сводить счетов с Ларисой: он почти забыл свою обиду на нее. Он хотел бы свести счеты с генералом Ледневым, но генерал утонул, и красивая река Лена унесла его в Ледовитый океан…

Снаружи затрещал мотоцикл и тотчас заглох. В прорабскую вошел паренек в ковбойке с толстыми загорелыми руками.

— Вам кого?

— Я ищу Ларису Васильевну.

Паренек кивнул и, больше ничего не спрашивая, сказал:

— Поедемте.

Парень пошел к мотоциклу и, едва Гурнов сел, резко тронул. Мотоцикл запрыгал по колдобинам разбитой самосвалами земли, петляя между странными сооружениями из бетонных блоков, похожих на мавзолеи. Иногда мотоцикл обгонял самосвалы, парень на ходу кричал что-то шоферам, размахивая свободной рукой.

— Вы Синичкин? — спросил Гурнов.

— Синичкин, прораб, — ответил парень и, поколесив еще среди бетонных мавзолеев и глубочайших котлованов и канав, опять тормознул так, что Гурнов навалился на него. — Вон на бугре барак. Это управление. Васильевна туда пошла.

Ссадив Гурнова, Синичкин развернулся и в облаке пыли и выхлопных газов помчался обратно. Он подпрыгивал вместе с мотоциклом, будто скакал верхом на лошади. Прораб, бывший коллега, подумал Гурнов. Поговорить бы с ним, спросить, например, как бьют теперь сваи под тяжелые дома. Тогда их били ручными чугунными бабами. Спросить, чего хочет добиться этот мускулистый паренек с ясными глазами. Мечтает ли строить столицу мира с дворцами-общежитиями? В те дальние годы Гурнов мечтал о подобной милой чепухе и собирался даже сесть за проект дворца-небоскреба, с бассейнами и спортзалами, но так и не собрался. Лариса посмеивалась над его замыслами и говорила: «Ты, Сашенька, слишком неусидчив». Правда, он был неусидчив, но помечтать любил.

Гурнов сел на бревно и несколько минут сидел, улыбаясь своим воспоминаниям. Мечты, мечты! — думал он. Мечты испарились, он стал заместителем. Судьба определила его на это место в жизни, и он говорит ей спасибо. А мечты?.. Кому в свое время не приходится с ними прощаться? Белые кони, на которых мы скачем в молодости, оборачиваются к старости парой больных и усталых собственных ног. Как знать, что сталось бы теперь с генералом Ледневым, останься он жив? И чего добилась Лариса, мечтавшая стать художницей?

5

— Я к Ларисе Васильевне, — сказал Гурнов.

— Убежала. Дубровский звонил.

Женщина с крашеными волосами посмотрела на Гурнова приветливо, с интересом, как смотрят на человека где-нибудь в селе.

— Обождите, — сказала она. — Забежить еще.

Гурнов послушно сел. Он хотел привыкнуть к тому, что Лариса может войти и он увидит ее. Что она скажет? Войдет и вежливо удивится? Он на мгновение представил себе, как она вошла бы тогда, до Леднева. Тогда она кинулась бы на шею со смехом и слезами, и от нее пахло бы снегом. От нее всегда пахло снегом, может, потому, что она носила белый, плотно облегающий полотняный костюм.

Женщина не очень уверенно стучала на машинке.

— Вы машинистка Ларисы Васильевны? — спросил он.

— Ну да, — ответила она.

Глаза у нее были голубенькие, слегка отцветшие, но добрые. Ей было лет тридцать.

— Вы, извините, от какой организации? — спросила о на.

— То есть вы думаете, не из начальства ли я? Нет, я не из начальства.

Машинистка покраснела, и, заметив ее смущение, Гурнов сказал:

— Я подожду Ларису Васильевну. Дело у меня несрочное, вы, пожалуйста, не обращайте на меня внимания.

Она опять застучала по клавишам, вполголоса повторяя слова. Она так и печатала: пойдеть, найдеть применение…

— Вы недавно машинисткой? — спросил Гурнов.

— Какая я машинистка? Была уборщица, а Лариса Васильевна говорит: «Берись по совместительству, а то поморишь с голоду свою братву». Теперь я поднаторела, а то все не те буквы выбивала.

— А сколько же у вас «братвы»?

— Трое. Два парня и девка.

— А муж?

— Какие нынче мужья?

Она усмехнулась, поправив свои крашеные волосы, которые как-то печально шли к ее поблекшему, но еще привлекательному лицу.