Сибирский рассказ. Выпуск II

Федоровну Варя не любила и даже побаивалась. Еще когда дом строили, она все беспокоилась: слишком уж часто и непонятно глазела старуха через забор к соседям. Заберется на сарай, будто овечкам сена скинуть, а сама обопрется на вилы и смотрит, как Василий на крыше доски приколачивает. И черный трехлапый кобель насторожит уши и тоже уставится с сеновала в соседний двор, тоже что-то свое высматривает.

— Варя, ты дрожжами не богата? — спросила Федоровна.

Вот еще за что не любила Варя старуху. За голос. Голос у нее на удивление был свежий, девичий. Услышишь такой голос, обернешься и не поверишь, что исходит он из сморщенной старухи, опершейся на суковатую палку.

Варя так и замерла от неожиданности. Сроду она словом со старухой не перекинулась, при встрече старалась обежать ее подальше, а вот на́ тебе: дрожжей просит. Понадобились ей дрожжи. Но тотчас тайная надежда ворохнулась в ней: все-таки ворожея. Вдруг да что присоветует. Надо бы позвать. Ничего уж теперь она не сглазит. Сглазить-то нечего.

— Есть дрожжи, есть! — как можно приветливее откликнулась Варя. — Ты заходи, Федоровна, в дом-то!

Федоровна вошла и зорко огляделась.

Варя усадила ее на мягкий стул, принесла из холодильника непочатый брикет дрожжей, подала. Брикет был большой, килограммовый, я старуха сказала:

— Весь кусок отдаешь?

— Берн, Федоровна, у меня еще есть, — сказала Варя, и, вздохнув, присела рядом.

— Чё вздыхаешь-то? — живо спросила Федоровна, будто дожидалась этого вздоха. — Сам-то где? На работе, что ли?

«А ты будто и не знаешь», — мысленно усмехнулась Варя, а вслух заговорила, жалуясь:

— Какая там работа! Совестно сказать. У Тимофея он. Вертолетик строит… — и еще вздохнула. — Прямо беда какая-то. Уж лучше бы запил. С пьяницей еще можно сладить. Пошла бы к директору: так, мол, и так, образумьте. Его бы на собрании пробрали как следует, пропесочили бы, и был бы как миленький. А тут куда пойдешь? Не будешь жаловаться директору, что мужик вертолет строит. Не пьет, не нарушает ничего. Что ему сделают? Надо мной же и посмеются. А сколько денег он извел на эту затею — сказать страшно. Откуда на него такая напасть нашла? Ума не дам. Смиренный был мужик, вечно слова поперек не скажет — и вот на́ тебе… Чего ему не хватало…

— От того это, что жить шибко хорошо стали, — проговорила Федоровна своим девичьим голосом. — Всего навалом в избе: и пить, и есть, и одеться. Телевизоры разные… Разбаловались люди, маются, не знают, какую им еще холеру надо.

— Да при чем тут это? — перебила Варя неуверенно.

— А при том… Знаю, милая, какая на него напасть нашла.

— Какая?

— На его тень стрекозы упала.

Варя так и раскрыла рот, испуганно глядя на старуху.

— Будет тебе, Федоровна, пугать-то, — проговорила она наконец. — Какая еще тень? Чего собираешь-то?

— А такая. С крылышками. От стрекозки… Нет, милая, видно, но ты первая, не ты последняя. Никуда не денешься, у каждого мужика есть какая-то отдушина. Либо он пьет, либо треплется, а то как твой — строит какую-нибудь холеру, зря изводится.

— Вон ты про что, — немного успокоилась Варя.

5

Василий проснулся и некоторое время лежал без движения, глядя в темный потолок и соображая, который идет час. Прислушавшись к дыханию жены, которая спала теперь отдельно, он осторожно поднял голову и разглядел за занавесками слабый сиреневый свет.

«Поздно уже светает», — подумал он.

На столе четко тикал будильник. Сегодня он не зазвонит, хозяевам некуда собираться — суббота. Потому и поднимался Василий с раскладушки тихо, стараясь не скрипнуть, иначе Варя может проснуться и спросить, куда это он в такую рань.

На дворе было сумрачно и зябко, наверное, уже лужи подморозило. Небо же было чистое, звездное, и он порадовался, что хоть с погодой повезло. Спал в эту ночь плохо, видел обрывки странных снов, которые не запминаолись, от них оставался лишь тяжкий осадок в памяти. Очень его погода беспокоила. То ему казалось, что на улице поливает дождь, и он даже явственно слышал шум дождя, то чудилось, что небо сплошь обложено тяжелыми, до земли, тучами, и эту их тяжесть он ощущал всем телом. А на самом деле оказалось лучше, чем ожидал. День обещался сильный и звонкий.

…Тимофей долго не отпирал. Потом в темной комнате обозначилось движение. Скрипнули половицы, щелкнул откинутый крючок, и на пороге, в исподнем, появился заспанный хозяин. Позевывая, он впустил раннего гостя, зажег свет.

— Ты чего так рано? Ни лешего еще не видать.

— Самое время. Пока соберемся, пока что. Мишка бы скорее пришел.

— На что он тебе?

— Болты на лопастях жидковаты, обещал новые нарезать.

Тимофей хмыкнул, но ничего не сказал. Спросил только:

— Ты, верно, не евши. Чаю согреть?

— Мне сейчас ничего в горло не полезет.

— Боязно?

— Как тебе сказать… Мало ли что может…

— Так не лети. А то еще гробанешься.

— Не накаркай…

За окном уже порядком развиднелось, и Василий забеспокоился:

— Давай, Тимофей, выкатим машину на поле. Уж лучше там его подожду, а то гляди — светло как.