Он кинул беглый взгляд на киномеханика — спит, как сурок, — затем на старенькую наручную «Зарю» — в запасе полтора часа — и, оскальзываясь, стал спускаться к реке. Удивляло, что шоферы «Магирусов» предпочитают бессмысленно сигналить, вместо того чтобы помочь пострадавшим и освободить путь. Но, подойдя ближе, он уже не удивлялся этому — из кабины каждого желтого грузовика торчал смуглый локоть, а на волосатом запястье поблескивали японские часы «Сейко». Воображение дорисовало остальное: чеканные лица с баками, косо обрезанными по челюсти, ниточка усов, белая отглаженная рубашка, расклешенные брюки и горные ботинки на толстой подошве. Эти ребята, первоклассные, кстати сказать, шоферы, работали только на «Магирусах», вышибали до шестисот в месяц, никогда никому не помогали и не искали помощи у других, держались в презрительном и гордом отчуждении своим, узким кругом.
Настырно, нагло и так не соответствующе суровой простоте окружающего рушились звуковые залпы усатых пижонов. Вася соскользнул к воде. Шофер и его подручный сразу прекратили свою бессмысленную возню и уставились на Васю с последней надеждой отчаяния. И стало ясно, что они не рассчитывали выбраться сами, не знали, как это делается, а возились у машины от ужаса перед злобными гудками «Магирусов». Поначалу она, конечно, обрадовались подошедшей колонне, весело заорали: «Выручай, братки!» — небось, достаточно наслышаны были о дорожной взаимовыручке — святом законе комсомольской стройки — и потерпели серьезный урон, встретив молчаливый, презрительный отказ. На стволах их юных душ прибавилось по кольцу мудрости, по кольцу печального и необходимого опыта, но выбраться из реки это не помогло. И сейчас они смотрели на худого, долговязого парня в резиновых сапогах и выгоревшем комбинезоне, с маленькой головкой, крытой соломенным бобриком, и тяжело свисающими кистями рук, — они смотрели на него с чувством бо́льшим, чем надежда, ибо не хотелось им напрочь отказываться от взлелеянных в душе ценностей. Они не ждали от него спасения, но хоть бы нарастить еще одно кольцо на душевный ствол: не все вокруг гады. И они глядели на шофера, широко шагающего с камня на камень через реку, словно верующие на святого, идущего по воде.
Вася сразу понял, что́ случилось с неопытными юнцами: не поглядели на рубчатые следы шин, уходящие с глинистого берега в воду, и угодили на глубину.
— Эх вы, салажата! — укоризненно сказал Вася, оглядывая увязшие колеса грузовика. «Салажатами» называли на стройке желторотых птенцов, и непонятно было, почему морское слово прижилось в тайге, за тысячи верст от моря.
Салажата были до того угнетены, что никак не откликнулись на обидное прозвище, а может, по неопытности не постигали его уничижительного смысла. Оба деть шмыгнули носом и утерлись тылом ладоней.
— Понимаешь, кореш, — заговорил один из них нетвердым юношеским баском, — мы уж и вагили, и пол-тайги под колеса пошвыряли…
— Ладно, — сказал Вася, — раньше надо было глядеть. Не видишь, что ли, колеи левее идут?..
— Да я думал… — смущенно забормотал тот.
— Индюк тоже думал! — оборвал Вася и полез в кабину грузовика.
— Слегу подвесть? — спросил шофер. Чувствовалось, что и в беде ему приятно произносить такие мужественные слова, как «вагить», «слега». Городской, знать, человек, играет в бывалость.
— Иди ты со своей слегой к…! — Строгость, только строгость нужна с молодыми, но Люда запретила Васе материться, и теперь он часто недоговаривал фразу, мучаясь ее оборванностью и бессилием.
Вася сел за руль, сразу обнаружив, что люфт великоват, выжал педаль сцепления — проваливается, завел мотор — троит малость. «Салажата, что с них взять?» И стал на слабом газку потихоньку трогать машину то вперед, то назад.
— Пробовал враскачку, — сказал шофер. — Разве так ее возьмешь?
— А как? — спросил Вася, продолжая свои вялые упражнения.
— Может, подтолкнуть? — робко предложил напарник шофера.
— Отдыхай, — посоветовал Вася. — Хочешь в тайге работать, пользуйся каждым случаем для отдыха. Иначе быстро окочуришься.
— Прицеп не пойдет… — пробормотал шофер.
«Магирусы» сигналили с той же беспощадной настырностью. «Подождите, гады!» — сказал им про себя Вася, а вслух — шоферу:
— Слушай, друг, коли уж влип, так помалкивай и перенимай опыт!..