Сибирский рассказ. Выпуск IV

А может быть, дело заключалось вовсе и не в этом: мать-то его была горожанкой и в село выехала первой военной зимой, после того как получила на мужа похоронку и поняла, что не продержится она, не сможет поднять детей…

Пикалов шел тихой тенистой улицей, глядел под ноги, думая о чем-то неопределенном, и вдруг словно кто-то толкнул его в грудь. Он поднял глаза и увидел вывеску: «Музыкальное училище». И дальше его вела все та же безошибочная интуиция, повинуясь которой он даже не задумывался, что делает, удобно ли это, не противоречат ли его поступки правилам приличия. Парадное было заперто, он обошел здание кругом, увидел во дворе составленные штабелем парты, классные доски с нотным станом, увидел дверь черного хода, проник в здание и там среди заляпанных известкой бочек и козел разыскал старичка, который оказался сторожем, и спросил у него адрес кого-нибудь из преподавателей, кого сейчас, во время каникул, можно застать дома. Спустя четверть часа он крутил старинный звонок-вертушку на втором этаже старого деревянного дома, у двери, обитой войлоком, а понизу еще разрезанными голяшками износившихся валенок. Дверь открыл старичок с лысиной, обрамленной белым пухом. Пикалов спросил Лазаря Львовича, старичок ответил, что это он и есть, и пригласил войти. Пикалов очутился в большой светлой комнате с высоким громоздким буфетом, комодом и прочей немодной мебелью, с двумя книжными шкафами, битком набитыми книгами. Старичок спросил, чем может быть полезен. Пикалов единым духом выпалил, кто он такой, по какому делу приехал.

— И какая органная музыка вас интересует? — осведомился старичок. — Бах, Бетховен, Гайдн, Франк? Или, может быть, Гедике?

— Бах, — не очень уверенно ответил Пикалов. Эту фамилию он слышал чаще других.

— Бах есть у меня. Правда, далеко не весь и не в лучших исполнениях, но тем не менее… А вам, собственно, с какой целью?

Он пытливо и недоверчиво смотрел на Пикалова, ни руками, ни лицом не походившего на человека, хоть сколько-нибудь приближенного к миру музыки.

— Да понимаете… — Пикалов путано и многословно начал объяснять, когда и при каких обстоятельствах он услышал орган, как безуспешно пытался купить в магазинах хоть какую-нибудь пластинку.

— Это сложно, — сказал Лазарь Львович, — сейчас грамзапись работает на «Самоцветы» и Аллу Пугачеву. Я ничего против них не имею, но… Хочу только вас предупредить, что пластинками я не торгую, так что…

Странная уклончивая манера Лазаря Львовича не договаривать фразы начала действовать на нервы Пикалову, любившему во всем ясность и определенность, но приходилось терпеть.

— Да нет, я понимаю, что не в магазин пришел. Мне бы записать кое-что, и все дела. Само собой, за беспокойство… — Пикалов спохватился, что и сам стал не договаривать, и поспешил расставить точки над i. — Коньячок-то вы употребляете? Вещь полезная для сосудов, давление регулирует. Пару бутылок с меня.

Оставив слова о коньяке без внимания, Лазарь Львович спросил:

— У вас хороший магнитофон?

— Хороший, современный. — Пикалов решил, что название ничего Лазарю Львовичу не скажет, и добавил: — Небольшой такой, переносной. На батарейках может работать. Вчера только купил. Заодно и обмоем сразу.

— Кассетник, стало быть? Не знаю, не знаю… — Лазарь Львович покачал головой. — Боюсь, что качественного звучания вы на нем не получите. Это для эстрады.

— Почему так, интересно? — Пикалов был слегка обижен. — Музыка есть музыка, какая разница?

— Разница в диапазоне частот. Схема вашего кассетника рассчитана на вкусы широкого потребителя: песни, оркестровая музыка, человеческий голос. Орган есть орган. Нужна первоклассная аппаратура, чтобы получить звучание, хотя бы в первом приближении соответствующее натуральному. Правда, если… — Тут он сделал маленькой сухой рукой изящный жест. — Вы ведь не музыкант…

— В том-то и дело, — обрадованно подхватил Пикалов. Ему показалось, что Лазарь Львович просто ищет предлог, чтоб отказать, но теперь, кажется, разговор возвращался в нужное русло. — Я в этих тонкостях не сильно разбираюсь, мне поначалу и так сойдет. Ну, так я побегу?

— Хорошо, несите ваш магнитофон. Только, ради бога, без коньяка и прочих глупостей. Я не пью, а вообще…

На крыльях радости полетел Пикалов на вокзал, и не прошло и часа, как он снова оказался у Лазаря Львовича. Тот осмотрел магнитофон, снисходительно заметил:

— Ну, это еще ничего, модель не из худших. — И уже деловым тоном: — Сделаем так. Оставляйте мне ваш кассетник, ко мне скоро придут ученики, будем заниматься своими делами, а он пусть пишет. — Видя, что Пикалов колеблется, и по-своему это истолковав, добавил: — Не беспокойтесь, с магнитофоном я умею обращаться. Приходите часам к семи.

— Премного вам обязан… Не знаю, как и благодарить… — растерянно бормотал Пикалов, но Лазарь Львович уже деликатно выпроваживал его и посмеивался:

— Ничего, не переживайте, рассчитаемся на том свете горячими угольками.