Сибирский рассказ. Выпуск IV

Вера часто приходила в детское отделение. Комната для игр была просторной и светлой, вьюн-виноград закрывал стены глянцевыми, похожими на сердечки, листьями. Лимоны и мирты, еще какие-то неизвестные ей кустарники превращали помещение в небольшой зимний сад, наполненный щебетом двух изумрудных попугаев. На расписных хохломских столиках лежали книжки, пластмассовые машины, куклы с глазами сказочных принцесс. Игрушек было много, потому что, выписываясь, дети оставляли принесенные из дома мячи, кубики, любимых по мультфильмам зверушек. Как отличались здешние ребята от своих здоровых сверстников «на воле»! Худенькие, с синеватыми лицами, не очень подвижные и очень серьезные. Если они смеялись, а рассмешить их было нетрудно, особенно тех, кто благополучно пережил операцию, восторг и радость доводили буквально до усталости, до изнеможения, мало еще было силенок!

Вера читала «Хаджи-Мурата» и тайком наблюдала девочек, баюкающих лохматого, коричневого мишку. Слушая тихий, без споров разговор, она с изумлением поняла, что выстриженный ворс на груди медведя и проведенная красным карандашом черта — след от операции на сердце!

Пробегали по коридору сестры из грудничкового отделения, прижимая сильными, молодыми руками слабое тельце, прикрытое пушистым одеялом. Вера провожала глазами стройные фигурки — щегольские, накрахмаленные и отглаженные до стеклянного блеска шапочки, голубые, в обтяжку халаты, крепкие загорелые ножки, стучавшие высокими каблуками летних туфелек. До чего же красивы и женственны работающие в клиниках лаборантки и сестры! Может, по контрасту с усталыми лицами больных женщин, одетых в широкие халаты и теплые толстые носки. Обитательницы разных миров!.. Недостижимый мир здоровья, где можно бегать по лесу, загорать, играя в волейбол на песчаном берегу, долго плавать, пропуская сквозь ладони зеленоватую воду.

Вере все время хотелось нить. Вода в запотевшем тонком стакане, бегущая ручьем из родника, и просто холодная струя из водопроводного крана снились по ночам. Пить она имела право не больше двух-трех стаканов в день, иначе задыхалась даже сидя, и спать приходилось в этом же положении. Вера старалась не надоедать вопросами: «Когда меня будут оперировать? Кто будет вшивать клапаны? Неужели заменят все три?»

…Адити и Милена уже уехали домой. У Адити все было хорошо, а Милене посоветовали подождать с операцией года два, не было большой срочности. Они оставили свои адреса, наказали писать им и распрощались с загрустившей Верой. Кровать напротив стояла пустой. В начале января Этери увезли на операцию и больше Вера ее не видела. Все знающие больные говорили, что мышца сердца была у Этери как папиросная бумага и прорывалась от прикосновения иглы, а клапан отторгался. Как не хватало теперь этой женщины! Ее гортанного говора, ее невеселых глаз и доброты, которой она окружала каждого, кто был слабее. Несколько дней Вера не могла есть, ночью стонала и металась, ей снилось, что за окнами, меж замерзших до звонкости деревьев, ходит Этери в легком халатике, с красными воздушными шариками в руках, а ресницы и челка ее покрыты инеем…

Днями за окнами было сумрачно, солнце казалось маленьким и тусклым, его окутывали дымные облака. Сад согнулся под снегом. Наст был испещрен звездочками птичьих следов. Темнела проложенная кем-то лыжня, она исчезала в дальней аллее. По дорожкам ходили с воспитательницей малыши, у них был час прогулки.

Вера никогда раньше не покупала зимой ни гвоздик, ни роз, считала непозволительной роскошью. А в эти месяцы она попросила приносить ей цветы. А Наталия Антоновна покупала чаще всего один цветок, но самый красивый. Иногда это были нарциссы, похожие на желтых мотыльков, иногда розовые или синие гиацинты. Лидочка из биохимической лаборатории отдала ей стеклянный невысокий цилиндр с делениями, он вполне заменил вазу. Вера обвила зеленую змейку традесканции вокруг узловатой ветки лиственницы, подрезала стебель маленькой белой хризантемы — и все вместе поставила в воду. Теперь у нее был сад на тумбочке в изголовье. Стоило немного повернуть голову, и она видела белый округлый цветок — луну среди темных ветвей и листьев.

Вера смотрела, как Наталия Антоновна перестилала постель, выгружала из пакета яблоки, складывала стопкой принесенные журналы.

— Мама, я придумала стихи… только плохие…

— С размером у тебя всегда было плоховато. Те, которые ты в четвертом классе записала в тетрадку, — Вовка соседский стянул и прочитал, не помнишь? Вовку ты отлупила, а тетрадку разорвала, на том и кончилось твое творчество.

— Пережать бы операцию! Я придумала бы такие стихи… Стихи — это стихия, они обрушиваются лавиной от счастья. Да?

— Почему же, и наоборот не реже бывало… вот это, например, лермонтовское:

…За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был,
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил!

— Чувствуешь? Горькая поэзия, но какая величественная!