СИБИРСКИЙ РОБИНЗОН

— Шутки — шутками, но я убеждаюсь, причем почти ежедневно, что все беды современного человека заключаются в культивировании скорости как формы бытия. Чем ты стремительнее, быстрее, подвижнее, тем современнее. Чем ты богаче, тем больше у тебя возможностей быть современнее. Оказаться быстрее соперников и конкурентов, значит стать еще богаче, а самое главное, влиятельнее. Поэтому скорость — это преимущество, скорость это власть. Скоростью измеряется всё!

— Например, — подзадорил я Серафима.

— Пожалуйста. Примеров можно привести множество. Куда не посмотришь, везде примеры. Возьмём ваши, как их, ну эти, — замялся ангел, — вспомнил, вонючие автомобили. Их у вас так много! Мне иногда кажется, что автомобилей не меньше, чем людей. Каждый из живущих мечтает приобрести авто. Те же, кто уже является счастливым обладателем «самобеглой» повозки, только и думают, как обзавестись новой, ещё более мощной и быстрой, удобной и красивой. Важнейшее правило современного человека — нельзя отставать от друзей, коллег, соседей, а иначе слетишь на обочину. А вот другой пример: ваши самолёты. Они все небо прокоптили, птиц разогнали, скоро вместо пернатых в небе останутся только железные птицы. Хороший самолёт — это значит надежный и быстрый, чем быстрее, тем лучше. Эта всеобъемлющая скорость буквально свела Человека с ума. Он мчится, не глядя по сторонам, не видя самого главного — самой Жизни.

— Это, Серафим, называется НТР, что означает научно-техническая революция, иными словами — прогресс.

— Во-во, революция. И что за мерзкое слово-то такое — «революция»! И что же тогда получается? Что там, внизу, одни революционеры? Бог мой! Какое варварское время наступило!

— Варварское! — возмутился я. — И от кого я это слышу? От инквизитора! Ты вспомни своё время. В течение тысячи лет после падения Рима в Европе никаких серьёзных открытий не было сделано. И кто в этом виноват? Церковь и её сыщики! Вы, церковники, застращали всех мало-мальски соображающих людей, заставили их прятаться либо по подвалам, либо бежать к мусульманам. Самых же строптивых учёных сожгли на кострах. И вот этим ты гордишься?!

— Святая церковь всегда боролась и, надеюсь, будет и впредь бороться за спасение душ грешников. Даже за души, покушавшихся на Бога!

— Как говорил царь Николай: — слыхал о таком? — усердие должно быть по разуму, братец.

— Ну ты змей, Сашка!

— Это ещё почему?

— Мы же о чём начали с тобой говорить? О безумной скорости царящей в жизни человека, из-за которой он не успевает обрести истинный смысл жизни. А чем закончили? Очередной критикой Святой инквизиции! То, что ты мне говоришь, — не ново, приходилось слышать и более горячие речи.

Серафим загрустил. Это было понятно по его голосу. В его душе я разбередил старые раны, причиняющие боль. Мне стало жалко его, и я решил развеселить ангела. В конце концов, он такой замечательный!

— Серафим, ты только посмотри на него, — засмеявшись, сказал я ангелу, — что он на себя напялил?

Серафим издал звук, какой обычно издают, смеясь через нос:

— Хмррр! Нарядился он, как самый последний севильский бродяга. Угрожающее зрелище. Не приведи, Господи, с таким встретиться ночью на узкой дорожке. Раньше таких без суда вдоль дорог вешали, принимая за разбойников. Думали, повешенный бандит — пугало для живого разбойника. Давай-ка спустимся вниз, получше рассмотрим. Может, подкинем ему хорошую идейку.

— Угу, или ещё один сникерс!

Глава тринадцатая

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОРУ

...Здесь камни похожи на мыло,

А сталь похожа на жесть...

В.Цой

«Нас утро встречает прохладой»… Меня утро встретило мерзким колючим холодом — это был настоящий сибирский колотун, которого боятся не только наслышанные о Сибири иностранцы, но и жители русской равнины. Мороз не по-родственному разбудил меня ледяным дыханием, сковавшим руки и ноги. Зубы уже привычно болезненно заныли.

«Пора вставать, — подумал я, — природа зовёт… Нужно срочно проглотить таблетку, иначе всё утро будет коту под хвост».

По сравнению с вчерашним утром сегодняшнее было холодней, причем значительно. Казалось, температура понизилась градусов до пятнадцати, видимо, поэтому и снег не шёл. Сквозь предутренние красные облака пробивались первые лучи солнца, поднимавшегося из-за гор. Ветер, нагулявшись, отправился в другие края. Легкий ветерок и тот оставил в покое могучие деревья, не беспокоя и не тревожа их зимнего сна.

В рассветный час лес был погружён в сумерки, и только самые макушки высоких деревьев освободились от власти ночи. Все, что было ниже широких крон, оставалось в полумраке. Благодаря ночному морозу снег покрылся крепким настом, по которому, если шагать осторожно, можно было передвигаться, почти не проваливаясь.

Я прислушался. Тишина. Изредка, чуть слышно, тишину нарушали сухие, падающие вниз, ветви. Ни одной живой души.