СИБИРСКИЙ РОБИНЗОН

После того как Ева уснула, я долго лежал без сна, чувствуя себя опустошенным. Сон никак не хотел приходить, хотя я и порядком устал, как будто разгружал вагоны. Было слышно, как снаружи разыгрался сумасшедший буран, который на целые сутки отрезал нас от внешнего мира. Старожилы и метеорологи после говорили, что это был один из тех сильнейших буранов, что случаются только раз в десятилетие. Осторожно, так, чтобы Ева не проснулась, я снял её руку с моей груди и укрыл одеялом. Но она вернула руку на прежнее место, а потом и вовсе прижалась, почти придавив меня. Было чертовски неудобно, но ради неё я готов был терпеть. От её тела мне стало совсем тепло, и я заснул.

Глава пятнадцатая

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. ВОЛКИ

Каждому волку зубы и злость...

В.Цой

После возвращения Серафим, видимо, впал в уныние, потому что на все мои расспросы предпочитал отнекиваться. Болтливость ангела-хранителя бесследно испарилась.

«Видано, старика сильно щелкнули по носу, чтобы не лез не в свои дела, — подумал я, — ходит, словно воды в рот набрал».

Мне даже стало его жалко. Я считал его другом, делая скидку на его взбалмошный и вздорный характер. Однако я следовал давней привычке не давать советы, когда не просят.

«Жалко старикашку, разнос ему, видать, устроили по полной программе и на почтенный возраст не посмотрели. Всегда так, стараешься, стараешься, а потом оказываешься дураком!»

В подтверждение моих мыслей Серафим вздохнул. Я не знал, как его утешить. Воистину сказано поэтом: «В час горестных минут и утешения друзей нам не смешны...»

— У тебя есть друзья? — неожиданно спросил меня Серафим.

— А что ты спрашиваешь? Ты же лучше меня самого знаешь мою жизнь!

Я решил завести противного старикашку так, чтобы он от злости зазвенел, подобно будильнику. Это приведет его в чувство.

— Какой же у тебя гнусный характер, вдобавок ко всему напрочь отсутствует воспитание. Ущербный ты человече!

Во-во! Началось. Надо посильней подзадорить, подколоть, тогда он взорвется, как воздушный шарик. Ради друга я готов терпеть многое, но только недолго. Лишь бы он не переходил в своем гневе рамки разумного.

— Есть, есть пара друзей! Хороших друзей, вместе с ними я пуд соли съел.

— И они всегда приходили тебе на помощь?

Я призадумался.

— Знаешь, Серафим, приходили, но не всегда, и этому я даже рад. У меня было несколько кошмарных периодов в моей жизни, когда мне никто не мог помочь, и друзья могли, сами того не желая, только усугубить переживания, навредить…

— А ты часто им приходил на выручку?

— Признаюсь, редко, — подумав, ответил я. — И то, если нужно было помочь деньгами или физической силой.

— Получается, что ваша дружба не испытана на прочность бедами. Молот невзгод не обрушивался на ваш союз.

— Значит, не обрушивался, да и незачем ему было молотить по нашей дружбе. Вдруг она окажется хрустальной? — с сомнением в голосе ответил я Серафиму.

— Ты не прав. Когда ты видишь, что дела плохи, а друг упорно молчит, иногда все же нужно спешить ему на выручку. Бывает, думаешь, что беда — не беда, а потом оказывается все намного хуже. Чтобы этого не произошло, полезно сломить недовольство или сопротивление старого товарища и вытащить его из погибельного болота. А потом он же и будет тебя благодарить…

— Вполне возможно, что ты прав… А у тебя, инквизитор, были друзья?

— Был один старый друг. Умнейший был человек, да имел пагубную страсть к алхимии. Ох, и пришлось мне повозиться, чтобы спасти его.

— Алхимия? Что-то знакомое… А, вспомнил, всякие там философские камни, превращение свинца в золото и прочая мутотень.

— Вот-вот, мутотень!

— И как же ты его спас?

— Отправил на костер.

Услышав эти слова, я от удивления поперхнулся яблоком.

— И это ты называешь спасением! — воскликнул я.

— Конечно! — подтвердил Серафим, — ведь была спасена от дьявола его бессмертная душа. Прискорбно, что земной путь моего друга закончился столь плохо, но это все, что я мог сделать для него.

— Да, — пораженно прошептал я, — а он напоследок тебе ничего не говорил, например, может быть, благодарил?

— О, он сыпал проклятьями, как крестьянин зерно в борозду.

— Я, признаться, понимаю твоего друга. Надеюсь, слова его были крепки, как металл, точны и остры, как стрелы Робин Гуда… Кстати, а что тебе Наверху сказали?

Я посчитал, что наступил самый подходящий момент разузнать о реакции ангельского руководства на его донесение.

— Одно слово, — пробурчал ангел-хранитель. — Ладно, если бы это было Его Слово!

— Ну расскажи, — настаивал я, — не веди себя, как женщина… Я, мол, кое-что знаю, но вам не скажу…

— Да рассказывать-то особо нечего. Примчался я, а двери конторы закрыты. Я давай в них стучать… Долго пришлось колошматить. И вот открывается окошко в двери, и оттуда высовывается эта заспанная рожа… — возмущался мой бесподобный ангел-хранитель. — Спрашивает: «Чего надо?» Я ему и поведал о срочном деле. Он выслушал и отослал меня прочь. Свинья!

— Как отослал?

— Да так. Сказал: «Проваливай!»