СИБИРСКИЙ РОБИНЗОН

Наслаждаясь покоем и чистотой, я даже забыл, что собирался сходить в столовую и заморить там червячка. В больнице я уже около двух недель, и первое время все никак не мог наесться, сразу после обеда начиная думать об ужине. И еще. Каждый вечер я принимаю горячую ванну, болтаюсь в ней по полтора часа. И я единственный, кому в больнице позволяется такая роскошь. Медсестры и санитарки меня жалеют и угощают специально для меня приготовленной домашней пищей, которую не надо тщательно пережевывать. С этим у меня до сих пор проблемы. Они качают головой и ахают, когда я им вновь и вновь рассказываю о своих приключениях. Я не заметил, как погрузился в сон, из которого меня вывел громовой голос.

— Здорово, Робинзон, — нарушил неспешное течение моих мыслей, вошедший в палату лечащий врач. Это был мощный, приблизительно сорока лет бородатый мужик, я бы даже сказал — мужичище. На его белом халате висела карточка «Перепелкин К.А., хирург».

— Как мы сегодня себя чувствуем?

Я не ответил, только многозначительно закатил глаза.

— Понятно. Вижу, что дела идут на поправку. Давай-ка, мы тебя сейчас посмотрим.

Он быстро осмотрел уже снятые с запястья швы и попросил:

— Пошевели пальцами. Сожми кулак. Так не болит?

— Нет. Скоро снимите гипс? — спросил я.

Как только я попал в больницу, мне сразу наложили на поврежденную руку гипс. Доктора «утешили» меня, сказав, что если бы не волк, то можно было обойтись без гипса, но хищник не только прокусил руку, но и повредил одну из треснутых лучевых костей, как раз чуть выше запястья… Собака!

— Ха, тебе его снимут уже в Москве! Ты что же думаешь, что месяц будешь у нас на шее сидеть? Нет уж. К стоматологу ходил?

— Говорит, еще дней десять придется повозиться. Максимум две недели, но обещал сделать первоклассные зубы. Не хуже, чем у голливудских звезд.

— Иосиф Абрамович хоть и вредный мужик, но стоматолог от Бога. Если сказал, значит, так оно и будет. Да, кстати, тебе ведь подарок принесли… Давно, уже. Я, признаться, о нем просто забыл… не до того было…

— Какой подарок, Константин Александрович, от кого?!

— От штурмана Гриши, который тебя нашел... Он приходил, когда ты еще без сознания был… Вот держи!

Он протянул мне какую-то круглую металлическую штуковину, напоминавшую медальон.

— Говорит, пусть ему на память останется, — продолжал Перепелкин, — в качестве талисмана. Сам, говорит, сделал из кусочка обшивки «твоего» самолета…

Я посмотрел на медальон и обнаружил мастерски выгравированную надпись, где значилась дата моего счастливого обнаружения и были такие слова: «Найденышу от экипажа борта № 316. Будь счастлив!».

— Спасибо, — растроганно пробормотал я.

— Пожалуйста, — улыбнулся доктор и вдруг хлопнул себя по лбу. — Вот голова дырявая! — воскликнул он. — Одно вспомнил, другое забыл… Тут к тебе какая-то девица рвется. Пущать?

— Девиц пущать всегда, — ответил я. — Как ее зовут-то?

— Не знаю. В регистратуре можно узнать, но мне сейчас некогда. Минут через двадцать сам узнаешь.

Доктор ушел, а я, заинтригованный, остался лежать в своей постели, сжимая в кулаке подарок.

Я надеялся, что сейчас ко мне спешит Ева. Я был почти уверен. Она увидела меня в новостях по телевизору и поняла, как же она меня любит и какая она идиотка, что бросила меня. С каждым может случиться, как говорится, и на старуху бывает проруха, но мы ее судить строго не будем…

— Привет, — услышал я сквозь свои грезы.

Я удивленно заморгал глазами. В дверях, держа большой пакет с фруктами и конфетами, стояла Мартышка... гхм... то есть Вероника. С момента нашей последней встречи она сильно изменилась. Из брюнетки Вероника превратилась в платиновую блондинку, — я думаю, ей пришлось не один час помучиться у парикмахера.

— Привет, Вероника, — с удивлением ответил я, вскакивая.

— Удивлен? Не ждал?

— Признаться, не просто удивлен, а ошарашен, — я неловко замолчал, не зная то ли мне обнять ее, то ли поздороваться за руку. Она стояла не шевелясь, разглядывая меня. — Да, что же ты стоишь! Присаживайся, — наконец я догадался прервать неловкое молчание.

Она присела на стул и загадочно посмотрела на меня. Мне даже стало как-то не по себе, ибо я отвык от взглядов влюбленных женщин. Я медленно сел на свою постель.

— Вот тебе гостинцы, кушай и поправляйся… Робинзон, — сказала, а потом нежно погладила меня по голове. — Бедненький, тебе было очень больно?

— Скорее страшно, Вероника, — пробормотал я.

Она смотрела на меня и смотрела. А я смотрел на нее. И мне стало понятно, что я нашел самое важное в своей жизни. И теперь я уж точно не пройду мимо, вцеплюсь обеими руками… Зубами вцеплюсь… Нет, зубами не буду, кусать любимого человека мне «ноблис оближ» не позволит.

— А зачем ты полетел в Магадан-то? Что ты там забыл?

Я был не готов к такому вопросу, и он меня озадачил. Ну не мог же я ей сказать правду:

— Понимаешь, Вероника, у меня была... как ее... творческая командировка, — соврал я и покраснел.

Она улыбнулась, и волна счастья накрыла меня с головою, и этой волне я был рад. Не просто рад, я был счастлив, ибо нашел то, что так долго искал. Ура!