Сибирский триллер. Том 1: Жаркое лето 95 года

Директор завода Шевчук, проработавший на нём более тридцати пяти лет, категорически настаивал на принятии самых радикальных мер. На заводе уже шли разговоры о переменах после его приватизации, и это вызывало у Шевчука дикую ярость. Это он вытащил завод из дерьма, добился его переоснащения, собрал творческих людей в конструкторском бюро и сделал предприятие одним из ведущих в своей области. Это его неоднократно тягали в обком партии на ковёр за неправильную кадровую политику, это он хитрил, юлил и изворачивался, клянясь в верности идеалам коммунизма, которые вызывали у него рвотные позывы. Последние несколько лет он постоянно ломал голову, где взять деньги для того, чтобы завод продолжал работать. Для получения займов он разыгрывал из себя своего человека перед банкирами, а потом плевался у себя в кабинете от брезгливости. Шевчук ненавидел их люто, но делать было нечего и, как клоун, он хихикал над их похабными анекдотами, над их грязными разговорами о том, кто кого трахнул, и сколько стоит переспать с той или иной бабой. А сейчас его выбросят на помойку и в его кабинете будет сидеть какой-нибудь барыга, пользоваться результатами его труда и вытравливать его имя из истории завода. Шевчук стучал кулаком по столу, сосал валидол, но не мог пробить стену непонимания. Никто на себя ответственность брать не хотел, но помог случай.

Спецслужбы собрали информацию о способах и системе контрабанды алмазов и золота, похищенных на российских приисках, через Чечню, которая являлась главным перевалочным пунктом. Оборот криминального бизнеса в Чечне составлял почти миллиард долларов в год и по экспертным оценкам, на террористические операции, чеченский режим получил в 1994 году от зарубежных неправительственных организаций до полутора миллиардов долларов. Такие средства делали реальными планы создания транснациональных финансовых структур для контроля над маршрутами каспийской нефти и установления контроля над добычей алмазов и золота. Под контролем чеченских террористов до начала военной кампании находилось не менее двадцати процентов банковской системы страны и планировалось довести эту цифру до пятидесяти процентов. И самое деятельное участие в организации финансовых потоков принимал Дёмин.

— Ну что, убедились, как опасен этот христопродавец и коммуняка? — торжествовал Шевчук. — Дождётесь распада государственности! Уже никаких духовных устоев в стране не осталось!

— Степан Александрович, вы уж определитесь, кто он конкретно: христопродавец или коммуняка? — захохотал один из генералов, уже известный нам Андрей Николаевич.

— Кем бы он ни был, а избавиться от него необходимо, — угрюмо посмотрел на него поверх очков Шевчук. — В условиях полного паралича коррумпированной судебной системы и при наличии своры обслуживающей его адвокатуры, он стоит над законом, он неподсуден.

— А вы не опасаетесь, что начнётся следствие и следственные органы могут выйти на нас? — осторожно спросил чиновник из министерства обороны.

Как человек мягкий и интеллигентный, он был против радикальных мер, но ничего другого предложить не мог.

— Ничего, Гена Ферапонтов поможет органам выйти на того, на кого надо, — сказал Андрей Николаевич и на следующий день он встретился с генералом Овсянниковым.

Майор Федор Кривомазов получил соответствующее указание и начал готовить операцию. К этому моменту девушки уже переехали в опостылевшую им гостиницу, в тот же номер, где жили раньше. После условий, в которых они жили у Леры, гостиничный номер казался им убогим, тесным и неудобным. Они ожидали со дня на день, что группу отзовут в Москву, но уезжать им не хотелось. Они не знали, как всё сложится, но расставаться с Вадимом и Денисом они не желали и нервничали при каждом разговоре Федора с Москвой. Но на этот раз тоже пронесло — объявился новый смертельный враг отечества, и хорошо, что объявился снова в этом же городе. Почему именно здесь скопилось столько много врагов, они понятия не имели и даже не хотели задумываться, так как главное для них было — подольше задержаться здесь, где жили их любимые. Таисия Тихоновна учила Ларису варить украинский борщ, жарить мясо и печь пироги, и Лариса этому с удовольствием училась. А Лена очень сдружилась с Настей и стала у родителей Дениса своим человеком. Девушки строили далеко идущие планы, и Лариса примеряла уже к себе фамилию Вадима.

— Ты представляешь, Лен, какая красивая и старинная фамилия у Вадима, — сказала она однажды Лене. — Вадим Мещерский!

Лена захохотала:

— Ты лучше скажи Лариса Мещерская! А попробуй взять двойную фамилию: Абрикосова-Мещерская! Пусть все умрут от зависти!

— Ты сейчас первая умрёшь, завистница, — вскричала Лариса и набросилась на Лену с подушкой.