— Наш ряд здесь, — помахав ей рукой, и молодая мамаша, обрадованно вскрикнув и схватив детей за руки, начала пробираться к нему.
— А я уже испугалась, подумала, что наши вещи украли, — радостно засмеялась она, пробравшись, наконец, к своему месту и спохватилась — этим могла обидеть человека, добросовестно охранявшего её чемодан и большую сумку.
Но Грачеву было не до обид. В душном переполненном зале он чувствовал себя неуютно и поэтому, коротко простившись, отправился в ресторан. До отхода поезда оставалось ещё около трех часов, и он провел скучных два с половиной часа в ресторане. Выбор блюд в меню был ещё скромнее, чем в советское время в столовых и официант, оправдываясь, объяснил это поздним временем. Михаил взял холодную закуску и двести грамм коньяка "Белый аист", изготовленного где угодно, только не в Молдавии.
Когда он пришел на платформу, поезд уже стоял и Грачев, зайдя в своё купе, увидел ту же женщину с детьми. Он расценил это как неприятный сюрприз — ехать с капризными детьми в одном купе не хотелось. Но делать нечего и он попытался уступить свое нижнее место малышу, который категорически отказывался, так как хотел спать только на верхней полке.
— Будешь спать со мною, — приказным тоном заявила ему мать. — На верхней будет спать Маша.
— А я буду на другой верхней полке, — захныкал малыш, но мать решительно отдернула его:
— Эта полка чужая. У нас только две полки, поэтому будешь спать со мною и точка.
Утомленный долгим беспокойным днем Грачев заснул как убитый и проснулся утром от громкого шепота: мамаша стыдила малыша за то, что, прыгая по купе, он может разбудить дядю.
— Я уже проснулся.
Открыв глаза, Грачев посмотрел на часы, и женщина обрушилась с упреками на сына:
— А я ведь предупреждала тебя, чтобы не прыгал!
В купе заглянул милицейский патруль и, ничего не сказав, прошел дальше. Было слышно, как в следующем купе милиционеры потребовали у ехавших там мужчин предъявить документы и настойчиво интересовались, что те везут в чемоданах и куда направляются. Грачев подумал, что путешествовать в компании женщины с детьми наиболее безопасный вариант, так как их принимают за одну семью. Только бы никто не подсел к ним в купе.
Разговорились, и выяснилось, что Надя, как звали женщину, едет в Ессентуки с детьми — Кириллом и Машей.
— Кирюша в садике отравился, — рассказывала она. — На кухне, по ошибке, в манную кашу вместо соли всыпали каустическую соду. Шестнадцать детей были госпитализированы в детской больнице "Охматдет" с признаками пищевого отравления. У детей ожог желудочно—кишечного тракта и теперь сидят на специальной диете. Хорошо хоть, что медицинскую помощь вовремя оказали. А то страшно подумать, что могло быть!
Она посмотрела на притихшего сынишку и ласково погладила его по головке.
— А мой Кирюшка манную кашу не любит. Попробовал её немного, и больше есть не захотел. Его за непослушание поставили в угол, поэтому и легко отделался. Врачи рекомендуют попить щелочную минеральную водичку Смирновскую или Ессентуки N 4. Вот и едем. Поназанимала деньги, где только можно. Но если не вылечить, то потом всю жизнь будет мучатся гастритом. Поехать в Ессентуки мне посоветовали врачи. Говорят, это самый популярный бальнеологический курорт России, где лечат заболевания желудочно—кишечного тракта
Надя печально вздохнула.
— Несчастья буквально преследуют нас. В прошлом году осенью умер муж. На работе праздновали 7 ноября, выпили, как водится, а водка оказалась "паленой". Из древесного спирта. Шестеро ослепли, а двое умерли. Один из них мой муж. А водку—то покупали не где—нибудь, а в большом универсаме. В центре города!
Михаил сочувственно кивнул. Он и сам когда—то едва не отравился алкоголем. Осенью 1989 года, вернувшись из командировки в Фергану, где участвовал в подавлении беспорядков и прекращении резни турок—месхетинцев, купил бутылку французского коньяка "Наполеон" недалеко от Красной площади в магазинчике в Столешниковом переулке. Открыл её с приятелями по случаю возвращения живым и здоровым из очередной горячей точки. Но, попробовав, понял, что это закрашенный и разведенный водой технический спирт. Хотел пойти набить морды продавцу и директору магазина, но Вовка Зубков его остановил:
— Не стоит, Миша, связываться. Не нарывайся на неприятности. Сам ведь знаешь, что все магазины в центре города крышуют паханы из номенклатуры.
Вован был прав. Не успев воплотить в жизнь задуманные реформы, умер "романтик с Лубянки", как за глаза называли Андропова, и номенклатурная братва начала куролесить с новой силой. Одно время притихли — громкое дело Соколова, директора московского гастронома "Елисеевский", раскрученное в конце 1983 года, шокировало страну.