Сидим, курим…

– Так вот, – Len'y (crazy) совершенно не смущало откровенничать в процессе смачного пережевывания блина, из ее накрашенных губ вылетали кусочки теста, – думаю, с Пупсиком у меня все серьезно.

– Ты об этом поговорить хотела? – удивилась я. – Так я с самого начала знала, что ты его не упустишь.

– Вчера такое было!.. Сначала были в «Шангри-Ле», Пупсик крупно проигрался и рвал на себе волосы от злости.

– Он же лысый, – шепотом перебила Марина, которая, как и я, Пупсика недолюбливала. – Какие волосы, в подмышках, что ли?

Len'a (crazy) наградила ее испепеляющим взглядом – учитывая ее пронзительно-зеленые линзы, это было нетрудно.

– … А потом удача так и поперла. Все обратно отыграл и еще пятьсот баксов сверху.

– Зачем ты нам это рассказываешь? – не выдержала я. – Неужели адаптация к богатству продолжается? И ты хочешь увидеть наши вытянувшиеся лица?

– Дело не в этом, – отмахнулась Len'a (crazy), – он сказал, что я приношу удачу, а потом… Потом мы всю ночь пили шампанское и разговаривали. Естественно, это было розовое шампанское из «Глобуса Гурмэ». – Лена не была бы собою, если бы не позволила этому хвастливому комментарию вырваться из интеллигентно накрашенных губ. – Знаете, девчонки, никогда мы не были так близки. Я узнала о нем все. О его первой любви и первой жене. О чем он мечтает… А когда начало светать, он намекнул, что собирается сделать мне предложение!

– Видимо, много шампанского выпил, – вставила Марина.

– Только вот… – Len'a (crazy) замялась. – Еще он признался, что полигамен.

Мы переглянулись, я еле удержалась от кривой ухмылки, а менее тактичная Марина все-таки прыснула в испачканную сметаной ладонь. При всем моем уважении к чужим капиталам Пупсик на героя-любовника никак не тянул, в лучшем случае он напоминал пресыщенного Винни Пуха.

– И ничего смешного, – обиделась Len'a (crazy), – я к вам по-человечески, а вы… Короче, помимо меня у него еще две бабы есть.

– И ты вот так спокойно и позитивно об этом рассказываешь? – удивилась я.

– Они появились давно, еще до меня. Какие-то Лола и Анфиса. Наверняка псевдонимы. С первой он встречается уже пять лет, со второй – больше года. Обеих содержит, обеим квартиры купил, тачки, одевает в Милане. Лоле оплатил грудные имплантаты, Анфисе купил конюшню с лошадьми. Она типа светская, верховой ездой занимается. Вот. – Она замолчала и уставилась на нас выжидательно, словно на распределении ролей в этом театре абсурда нам с Мариной достался финальный выход с бессмысленным морализаторством.

– Что – вот? – после мхатовской паузы рискнула поинтересоваться я. – Ты решила его бросить?

Лена смачно сплюнула в салфетку полупережеванные блинные остатки. Она становилась невыносимой, когда злилась. Какие уж тут правила приличия! Парочка немцев – картинная старушка в симметричных седых кудельках и краснощекий старичок в круглых очочках, – скромно чаевничавшие за соседним столиком, посмотрели на нас с таким неодобрением, что Лена, не выносившая любой в свою сторону протест, показала им язык. Да еще и с такой многозначительностью пошевелила кончиком оного, что немцев как ветром сдуло.

– А нечего на меня было смотреть, – спокойно, почти приветливо подытожила она. – Нет, никого бросать я, естественно, не собираюсь.

Пупсик – мой шанс. Дверь в другой мир. И что-то мне подсказывает… он влюблен. Его откровенность – это переход на новую ступень наших отношений.

– Кажется, такой подход называют позитивным мышлением, – вполголоса пробормотала я.

– Он намекнул, что я могу стать главной в этом триумвирате, – торжественно объявила Len'a (crazy). – Что вы об этом думаете?

– Любимая наложница шейха, – вздохнула Марина, – первая жена гарема.

– Ну нельзя же мыслить так узко? Почти у каждого богатого мужика есть главная женщина и с десяток фавориток. Просто не все об этом прямо говорят. Вот я и подумала – может быть, откровенность – это панацея от ревности?

Тут уж я удивилась по-настоящему.

– Хочешь сказать… что ты ревнуешь Пупсика?

Перед глазами стоял образ этого местечкового «шейха» – розовая лоснящаяся лысина, заросший брутальной щетиной (вот трогательный элемент!) двойной подбородок, ресницы белые, как у скандинавской прелестницы, кожа быстро сгорает на солнце…

– Представь себе, – сказала как отрезала, – вернее, не совсем так. Я ревную свое будущее к другим девушкам. Ревную то, что у меня могло бы быть, но, возможно, будет у кого-нибудь другого. Что поделать – миром правят законы иерархии.

На Арбате своя иерархия.

Никто не знает, что происходит в зеркале, когда мы от него отворачиваемся.

Никто не знает, что происходит на Арбате ночью, когда его покидают балаганные лоточники и слоняющиеся бездельники всех мастей. Парадокс: одна из самых приветливых улиц города ночами превращается в криминальный квартал, убежище для сброда, куда приличным людям носа лучше не совать.