«Дорогая Пепита!
Только что получила Ваше письмо, в котором Вы сообщаете о всех прошлых мерзостях человека, присоединившегося к нам. Я знаю все это из его собственных уст – он ничего не скрыл. Он подтверждает многое. Он говорит, что был вынужден под пыткой выдать все, что знал, когда его арестовали в 1921 году, но уверяет, что прежде никогда не был провокатором. Правду ли он говорит, я не знаю. Но теперь он как будто ведет себя искренно, полностью все разоблачает, помогает иностранным представителям разбираться в провокационной работе и спасать своих агентов, одним словом, деятельно разрушает всю работу, которую ГПУ вело в течение пяти лет.
Конечно, все прошлое говорит против него. Вся моя душа возмущается против него. Но когда я подумаю о том, что один из многих тысяч посмел восстать против всемогущества ЧК, нашел в себе силы сбросить величайшее бремя, я чувствую, что подло отворачиваться от него и отказывать ему в помощи в такую минуту. Бороться с врагом можно тогда, когда он крепок и силен, а не тогда, когда он сам отдается вам в руки.
Оправдывать его, конечно, я не собираюсь, об отвратительном прошлом также не хочу говорить, но твердо считаю, что мы должны ему помочь реабилитироваться и искупить прошлое своей собственной кровью или кровью своих недавних хозяев. Он говорит, что такова его собственная цель, и я собираюсь его испытать. Если я снова ошибусь, тем хуже для меня. Но если я права, то мы в нашем деле получили неоценимого помощника, знающего наших врагов лучше всех нас.
Можно ли с уверенностью сказать, что он продолжает вести двойную игру? Если же он искренен, то он такая же жертва, как мы все.
Не спрашивайте меня пока о моих планах. Забудьте все, что я писала раньше по этому поводу и никому ничего не говорите. Я надеюсь, что мы скоро увидимся и тогда поговорим.
Прошлое Опперпута не должно мешать нам пользоваться его информацией, как мы считаем нужным. Я считаю, что мы должны широко разоблачить подлые приемы, которыми большевики провоцируют честных людей…»
События опередили это письмо. Генерал К. получил от Марии телеграмму с извещением, что она возвращается в Россию. Генерал немедленно телеграфировал ей с просьбой подождать в Финляндии его приезда и уехал в Гельсингфорс с двумя офицерами. Вернулся он в Париж встревоженный и озабоченный. По его словам, Мария стала невменяемой и совершенно потеряла рассудок. Она ни о чем не желала слышать. Единственной ее целью было вернуться в Россию и отомстить за обман, за предательство, за кровь людей, которых она сама невольно отдавала в руки предателей.
Оставив с ней своих адъютантов, генерал К. вернулся в Париж. Однако вскоре меня ждал страшный удар. Мария обманула их бдительность и проскользнула в Россию вместе с Опперпутом.
Сначала я не поверила. Как могла Мария, так хорошо знавшая большевиков, позволить заманить себя в Россию явному провокатору?