Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

В Ленинграде Вяха провел два дня. Жил он в прекрасном номере гостиницы «Европейская», где мог есть и пить вдоволь, но не имел права выходить из номера и открывать дверь посторонним. Затем его тайно отправили в Москву. Там его поселили в отеле «Савой», но тоже без права выхода из комнаты. По ночам Вяха возили на Лубянку, где он познакомился с Артузовым, Пилляром, Стырне и другими чекистами. Там же ему вручили орден Красного Знамени № 1990. Интересно, что приказ о награждении Вяха подписал нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета СССР Михаил Фрунзе, сменивший на этих постах Троцкого. Вероятно, это был один из последних подписанных им документов о награждении — 31 октября 1925 года Фрунзе умер.

Затем Вяха вручили новые документы на имя Ивана Михайловича Петрова и сказали, что Тойво Вяха исчез навсегда. Вскоре ОГПУ распространило слухи о его расстреле. А на самом деле Вяха-Петров уже служил в это время в тихой бухте Абрау-Дюрсо на Черном море… О том, куда его перевели, и о его новом имени знали всего лишь несколько человек из ОГПУ. Для всех остальных он как в воду канул — на целых 39 лет[109].

Камера № 73

А Рейли еще вечером 27 сентября привезли на Лубянку. Первым его допрашивал заместитель начальника КРО ОГПУ Роман Пилляр. Он сразу же напомнил, что смертный приговор, вынесенный Рейли в 1918 году, никто не отменял. Следовательно, лишь от самого британского разведчика зависит, сохранят ему жизнь или нет. Другими словами, только сотрудничество с ОГПУ давало ему какой-то шанс.

Неожиданный арест был, конечно, сильнейшим потрясением для Рейли. И как для профессионала, и как для человека. Но в эти первые и самые тяжелые минуты он проявил настоящее мужество и самообладание. Разведчик подтвердил лишь свое имя (в протоколе допроса его назвали «Сиднеем Георгиевичем») и признал, что недооценил советскую контрразведку. На другие вопросы Рейли отвечать отказался.

Его поместили в камеру № 73 Внутренней тюрьмы ОГПУ.

В некоторых биографиях Рейли отмечается, что это была та самая камера, в которой сидел совсем недавно его друг Борис Савинков. Не исключено, хотя первоначально, до вынесения ему приговора, Савинков находился в камере № 60, а его гражданская жена — Любовь Дикгоф-Деренталь — в камере № 55. Так, по крайней мере, пишет она в своем тюремном дневнике. Но, возможно, что в камеру № 73 Савинкова перевели после приговора. Хотя известно, что это было помещение «повышенной комфортности», чуть ли не из двух комнат, Рейли об этом нигде не упоминает. Возникает, конечно, вопрос — где именно мог написать о своей камере Рейли? Да еще так, чтобы это дошло до нас? Было где. Но обо всем по порядку.

Первые допросы почти ничего не дали чекистам. Рейли держался стойко. Он надеялся, что еще сможет выкарабкаться. Ведь британская Секретная служба, узнав, что он арестован большевиками, наверняка потребует от правительства вмешаться. Большевикам совсем не выгодно портить отношения с Великобританией, которые и так не были слишком теплыми. Так что его либо вышлют, как в 1918 году выслали Локкарта, либо обменяют. Кроме того, он сразу же понял, что «Трест» — это, по сути, разведывательная операция ОГПУ в среде белой эмиграции с выходом на спецслужбы и правительственные круги европейских государств. Говорят, что он даже высказывал чекистам профессиональные комплименты в отношении организации этой операции.

«Первые дни Рейли держался твердо, хотя сразу понял, что “Трест” — мистификация ОГПУ, — подтверждал в одной из лекций курсантам школы ОГПУ Артур Артузов. — Он, однако, надеялся, что в его судьбу вмешается СИС, британское правительство. И тогда ему показали газеты, не только советские, но и лондонские, подлинность которых Рейли установить не составляло никакого труда. Он прочитал сообщение о собственной гибели. Следовательно, никто не будет заниматься его спасением. Теперь он понял, почему его содержат в одиночной камере Внутренней тюрьмы (той самой, в которой сидел и Савинков), почему конвоиры обращаются к нему не по имени, а по номеру — 73, почему переодели в форму сотрудника ОГПУ. Он был секретным арестантом. Конвоиры понятия не имели, кто он такой, скорее всего, полагали, что какой-то ответственный работник ОГПУ с периферии, серьезно проштрафившийся».

Но в сложнейших для себя физических и психологических условиях Рейли держался до самой последней возможности и сначала даже пытался вести с ОГПУ взаимовыгодную игру. При этом вовсе не собирался сразу же выкладывать все то, что хотели от него услышать чекисты в первую очередь.

Седьмого октября 1925 года его допрашивал Стырне. Рейли не то чтобы отказывался отвечать, но говорил далеко не всю правду. Именно тогда он ответил на вопросы анкеты, которая уже упоминалась в начале этой книги.