Сидни Шелдон. Узы памяти

В голове звучали чьи-то голоса. Голоса, которые он узнавал. Голоса из прошлого. Его лучший друг. Его жена. Бывшая жена. Его дочь. Голос дочери всегда успокаивал, вызывал улыбку. Но очень ненадолго. Потому что был еще тот голос.

Иногда он думал, что это голос Господа, полный праведного негодования. Но чаще всего он походил на голос дьявола: искаженный, зловещий, нечеловеческий. И он точно знал, что это голос страха. Голос, твердивший ему ужасные вещи, требовавший от него ужасных поступков. Голос, который нужно удовлетворить. Которому нужно подчиняться. Но как он мог подчиниться, если ему даже не дают ее увидеть? Алексия де Вир была неприкосновенна.

– Вы что-то сказали, дорогой? – Миссис Мэрджори Дэвис с подозрением оглядела своего жильца.

В течение двадцати лет управления гостиницей в Котсуолде миссис Дэвис видела всяких психов. Была такая пара из штата Калифорния, которая каждое утро приносила к завтраку кристаллы и располагала вокруг тарелок с бобами и сосисками как источник «позитивной энергии». Были французские геи, которые отказались оплатить счет, потому что нашли в ванне паука. Не говоря уж о возрожденных христианах из Канады, заказавших по четыре чая с булочками, сливками и вареньем и все это благополучно съевших. Но этот парень был не просто чудаком. Он был более чем странным, разговаривал с собой и расхаживал по дому в любое время суток, бормоча религиозную чепуху. Утром он спустился к завтраку в грязной майке и небритый. Миссис Дэвис запоздало спохватилась, что он может быть опасен.

– Простите, – выдавил он, – я не сознавал, что говорю вслух.

«Определенно с приветом», – подумала миссис Дэвис и подняла чайник как оружие.

– Еще «Эрл Грей»?

– Нет, спасибо. Только счет, пожалуйста. Я после завтрака уезжаю.

«Скатертью дорога».

Миссис Дэвис заметила расписание поездов «Дидкот – Лондон», заткнутое за стоечку с тостами, и понадеялась, что больше постояльца не увидит.

– Мне очень жаль, – сказала она на автопилоте. – Вам понравился Оксфордшир?

Мужчина нахмурился, словно не понял вопроса.

– Мне нужно увидеть Алексию де Вир.

– Прошу прощения?

– Я сказал, что нужно увидеть министра внутренних дел.

Он вдруг ударил кулаком по столу.

– Она ждет меня. Мы старые друзья.

Мэрджори попятилась от стола. Мужчина снова принялся за еду, а она бросилась к стойке портье и быстро напечатала счет. Как только он закончил завтрак, она вернулась к столу.

– Думаю, вам лучше уйти. Мы принимаем карточки «Виза» или «Мастеркард».

Она была изумлена твердостью собственного голоса, но не собиралась провести ни минуты больше в обществе сумасшедшего. И уж конечно, не в своем доме.

Мужчина, казалось, утихомирился. Подписал чек, взял чемодан и молча направился к двери.

После его ухода миссис Дэвис взглянула на подпись на чеке, гадая, услышит ли это имя еще раз в связи с преступлением или заговором против правительства.

«Мистер Уильям Хэмлин».

Хэмлин.

Нужно запомнить.

Глава 11

Тюремная жизнь вполне подошла Билли Хэмлину.

Конечно, странно слышать такое, но это правда. Размеренность, рутина, дружба с другими заключенными – все вполне соответствовало покладистой, дружелюбной натуре Билли, как только он привык к тюремному распорядку.

Самым тяжелым был первый год. Его перевели в тюрьму, находившуюся поближе к дому отца. И Билли был безутешен, когда Джефф Хэмлин внезапно умер от сердечного приступа всего через три месяца после суда. Билли пытался уговорить себя, что не виноват в смерти отца, что тот скончался не от жестокого удара судьбы – ареста сына, но в глубине души знал правду Совесть грызла его, как собака – кость.

Лесли Луз иногда слал записки насчет подачи апелляции. Но проходили дни, недели, месяцы и годы, а о помиловании ничего не было слышно. Билли смирился с тем, что отсидит полный срок.

Двадцать лет… даже подумать страшно. Даже пятнадцать за хорошее поведение были горькой пилюлей. Билли решил сосредоточиться на единственном позитиве, оставшемся в его жизни. Тони Гилетти.

«Когда я выйду, Тони будет меня ждать».

Сладкая, почти наркотическая фантазия. И Билли Хэмлин льнул к ней, как к спасательному кругу.

– Когда я выйду отсюда, – твердил себе Билли каждую ночь, лежа на холодной одинокой койке, – не выпущу Тони из постели. Нужно же наверстать потерянное время.

Он засыпал, мечтая о мягком, прекрасном теле Тони, и просыпался с запахом ее кожи в ноздрях, ощущая нежную ласку шелковистых белокурых волос на груди. По мере того как шли годы, а о Тони ничего не было слышно – ни писем, ни посещений, ни звонков, – он придумывал сцены, объясняющие ее отсутствие.

Отец не пускает ее к нему.

Она путешествует в дальних странах, возможно, совершает поход по Андам, пытаясь выкинуть его из головы, пока они снова смогут быть вместе.

Она работает и копит деньги на дом, который они купят вместе, когда Билли выйдет.

Фантазии становились все более неправдоподобными, и это понимал даже сам Билли. Он прекратил говорить о Тони с другими заключенными и словно убрал ее далеко, в самую глубину души, с тем, чтобы радостно доставать снова и снова, как только гаснут огни и он остается один.