Сидр и Рози

Проблема заключалась в том, что мы жили, уповая на милость природы; так как коттедж, построенный на крутом берегу, стоял прямо на пути наводнений. Все воды небес, казалось, вели прямо к нашей двери, а для их отвода существовал лишь один узкий сток. Когда этот сток забивался, как произошло и в тот раз, воды врывались в нашу кухню — а задней двери для их выхода снова наружу не существовало — поэтому я и считал в то время, что утонуть для нас — вполне естественный исход.

— Ад в небесах! — причитала Мать. — Черт побери, проклятие! Иисус, спаси нас!

Мы хныкали и метались в поисках метел, а найдя, выскакивали наружу сражаться со штормом и видели, что сток забит, а двор полон воды. Наши крики и плач тонули в шуме дождя, нам оставалось только бешено мести.

Какая же паника поднималась во время таких ночных побудок, этих убивающих сон трубных зовов; с темнотой, ураганом, невидимым дождем, завывающими деревьями, рваными облаками, взрывами грома, треском молний, поднимающимся уровнем воды и сходящей с ума Матерью.

Девочки в ночных рубашках держали плюющиеся свечи, а мальчики чистили сток. Обжигающие розги дождя хлестали нас сквозь рубашки; мы дрожали от страха и холода.

— Больше метел! — кричала Мать, носясь вверх и вниз. — Вы все, бегом! Во имя всего святого! Сильнее метите, мальчики! Святые угодники, вода уже у самых дверей!

Прибывающая вода бурлила и мощно крутилась вокруг, выплевывая жирные желтые пузыри, похожие на пену, подпрыгивающие, как бы взрывающиеся в местах, где пули дождя попадали в них, и дюйм за дюймом вода приближалась к двери. Теперь дренаж скрывался под водою, и мы мчались со всех ног, спасая уже собственные жизни, мокрые свечи шипели и гасли одна за другой. Мать зажигала факел из газет, пока мы по колено в воде пробивались к дому сквозь крик и гром, в туче брызг, мокрые до нитки, полуослепшие, захлестнутые гигантским страхом.

Иногда, правда, вода не входила в дом; она останавливалась в двух-трех дюймах. Но чаще скользила вниз по ступенькам как густой маслянистый кефир и растекалась по всему полу. Когда такое случалось, безысходный плач Матери достигал вершин элегических, и весь мир призывался в свидетели. Драматическое обращение гремело в ночи, Боги обвинялись, Святые призывались к ответу, а Судьбе ставилось на вид.

На следующее утро на кухне обнаруживался жуткий беспорядок, ил и слизь на всех циновках, отсюда следовал долгий, изнуряющий, рабский труд по выгребанию грязи, которую выносили в корзинах. Мать, стоя на коленях, скрещивала руки на груди и осматривалась.

— Не могу сообразить, что я сделала, за что наказана таким тяжким трудом. И как раз когда я уже наладила дом. Ни святые, ни ангелы не сохранили бы спокойствия, если бы столкнулись с таким… Мои бедные, бедные дети, мои дорогие — вы можете погибнуть в этой мерзкой дыре. Никто и не побеспокоится — ни одна живая душа. Осторожнее с проклятой корзиной!..

Если бы ни шум, ни слезы и грязь, то наводнения не так уж и мучили, так как случались не часто. Но должен признаться, что они пугали меня невероятно. Мысль, что воды наводнения ворвутся в наш дом очередной раз, казалась даже страшнее, чем пожар. Ночами, когда задували шторма, я обычно в страхе лежал без сна в постели, прислушиваясь к дождю, царапающему окно, и к ветру, бьющему по стенам, представляя себе, как всю семью, и дом, и мебель засасывает абсолютно чистый дренаж.

И только гораздо позже я понял причину вещей: наше расположение на склоне холма полностью исключало возможность утонуть, что неистовство и испуг Матери относились совсем к другому аспекту и что, в конце концов, весь дождь можно было мирно проспать. Но даже и теперь, до сего дня, когда небо внезапно темнеет и на западе начинает собираться шторм, когда носом чую в ветре дождь и слышу первые раскаты грома, я становлюсь беспокойным и начинаю искать метлу.

Деревенская школа

Деревня, куда мы переехали, была россыпью из 20–30 домов на юго-восточном склоне долины. Узкая, глубокая, почти полностью замкнутая долина являлась также туннелем для ветров, каналом для наводнений и наступления леса, наполненного птицами и лезущими всюду насекомыми. Долина становилась также ловушкой для солнца, если оно хоть чуть-чуть показывалось. Не такая высокая и распахнутая, как долина Виндраш, она имела свои собственные секреты, будучи вырезанной в теле холма тающими ледниками за некоторое время до нашего прибытия туда. На склонах все еще просматривались террасы от старых наводнений, вдоль них разгуливали коровы. Подобно острову, долина сохранила в катаклизмах любопытные экземпляры растений и животных, например, редкую орхидею и римскую улитку; находили особые химические вещества в известняках, которые награждали женщин предрафазлевским зобом. Склоны долины были богатыми пастбищами, а гребень гряды густо зарос березой.