Сидр и Рози

— Нужно пойти проверить обстановку! — вдруг резко выдохнула она, соскользнув со скрипящего кресла. Оставив нас, она подобрала юбки и легко засеменила в сторону леса. Мы смотрели, как она маленькой черной куропаточкой нырнула в подлесок — глаза ее сияли. Возраст, может быть, и вынуждал ее жить в доме, но для обретения душевного равновесия она до сих пор обращалась к лесу.

Бабуля Трилль и Бабуля Валлон были традиционными представительницами старого образа жизни, таких мы уже не встретим в наши дни. Они демонстрировали достоинство, присущее нашим прабабушкам, которых годы лишь украшали. Женщины тех дней тщательно одевались, чтобы играть предназначенную им роль, в те смешные и милые платья, которые известны нам теперь только по мюзиклам. И наши две старушки-соседки, отправляясь из дома по своим нуждам, всегда скрупулезно приводили себя в порядок. Они носили высокие ботинки со шнуровкой и длинные муслиновые платья со стоячими воротничками и обшитые тесьмой шали. Голову венчала высоко вздернутая шляпка, завязанная под подбородком развевающимися лентами, густо усыпанными блестками. Выглядели они как блестящие черные скворцы. И они гордо несли себя сквозь позвякивающую тайнами жизнь.

Эти строгие и очень похожие старушки очаровали меня своей манерой одеваться. Когда я наконец-то стану Королем (как я имел обыкновение думать), я обязательно распоряжусь устроить парад бабушек. Я заставлю их тренироваться, маршировать вперед-назад — ряд за рядом ковыляющих ботинок, кивающих шляпок, летящих шалей и яростных лиц с жующими губами. Их бы собрали со всех городов и деревень и свезли бы в мой дворец в фургонах. Конечно это не более чем монарший каприз. Могу заказать хоть какао вместо еды и желе вместо питья! Но выглядело бы гораздо более эффектно, чем обычное, ежедневное, утомительное вышагивание гвардейцев.

Несмотря на строгую формальность их одежды, обе дамы никогда не уходили далеко от дома — время от времени до церкви на службу и раз в неделю в деревенский магазин. Бабуля Валлон ходила за сахаром и дрожжами; Бабуля Трилль — за нюхательным табаком на два пенса.

Табак был ужасным пороком Бабули Т., но она позволяла его себе без колебаний. Тонкая коричневая пыль покрывала всю ее одежду, а ее ноздри напоминали барсучьи норы. Она хранила табак в круглой оловянной коробочке, стертой, как морская галька. Она постоянно щелкала ею, захватывала щепотку, вдыхала Ах! , резко взмахивала рукой и вытирала глаза, оставляя в воздухе редкое сухое облачко, похожее на взрыв пыли.

Нюхательная коробочка и отталкивала, и возбуждала нас, мальчиков. Мы с трепетом открывали ее крышку, исследуя ароматную субстанцию преисподней, глинисто-коричневую пыль разврата разлагающейся плоти и сокрушенных старых костей, привлекающую слабых и приближающую их к могиле.

Как жестока и мучительна была эта пугающая пряность, вылезающая из коробочки, оживляющая воздух пощипывающим запахом, похожим на секретное дыхание колдовских чар. Хотя мы и подцепляли, и нюхали табак, нам он не нравился, но и оставить его в покое мы не могли.

— Вы опять нюхаете, а, мальчики? Я надеру вам задницы, дождетесь!

Мы виновато оглядывались, видели, что она смеется, и брали щепоть побольше. Давясь от слез, с головокружением и конвульсиями, мы катались по полу. Старушка с удовольствием наблюдала за нами; наши пароксизмы сотрясали дом.

— Надеюсь, это научит вас; ах вы, маленькие воришки. Ну-ка, дайте коробочку мне. Я покажу как.

Она брала коробочку, откидывала крышку, затем элегантным движением заправляла нос Дрожь экстаза закрывала ей глаза. Она уносилась далеко-далеко.

Однажды утром, когда Мать чистила яблоки, мы, мальчики, собрались возле нее из-за кожуры. Она лежала на столе зелеными кольцами, испуская терпкий, свежий запах. Мы тщательно пережевывали сочные пружинки, старательно двигая челюстями.

— Я штарая-прештарая Бабуля Трилль, жую свой обед, — прошепелявил Джек, втягивая в рот яблочную корку сквозь губы. Ну и шуточка! Мы жевали и стонали — трудно управляться беззубым ртом.

— Не насмехайтесь, — прикрикнула Мать. — Несчастная, бедная душа — одна-одинешенька целый день.

Мы взглянули на сестер, чтобы получить от них подтверждение своего остроумия, но не увидели одобрения. Как обычно, они занимались каким-то дурацким делом, вроде вышивания птичек на парусиновых шляпках.

— Бедное, одинокое создание, — продолжала рассуждать Мать, понизив голос от переполнявшего ее сочувствия. — Стыд и срам! — Она снова повысила голос. — Это преступление, вот что это такое! Вы, девочки, должны бы собраться и нанести ей визит. Вы же знаете, как она любит всех вас.