Сигиец (СИ)

— Для обвинений нужны доказательства, а вас даже заподозрить не в чем, — сказал ван Геер настолько искренне, что в голосе почти не чувствовалось сожаления. — Вы не словом, но делом не раз доказывали преданность идеям революции. А ваши покровители, чьи имена нам, к сожалению, неизвестны, оказывают нам неоценимую помощь и поддержку. Без них мы бы не достигли таких успехов и не оказались всего в шаге от намеченной цели. Однако факт остается фактом: несмотря на все предпринятые меры предосторожности, кто-то все же узнал о нас. И более того, нанес болезненный удар в канун съезда, на котором должна решиться судьба всего нашего дела. И это наталкивает на очень неприятные выводы.

— То есть все-таки обвиняешь, — ухмыльнулся ван Блед.

Ван Геер тяжело вздохнул, потирая пальцем бровь. Потом склонился к столу и тихо проговорил, глядя криоманту прямо в глаза:

— Если бы я тебя хоть подозревал, ван Блед, кусок твоего недожаренного мяса уже кормил бы червей. И тебя не спасли бы ни твои льдинки, ни дешевые фокусы старой дуры. Поверь, я немного опаснее какой-то сикухи, которая поимела тебя уже дважды. Помни об этом и постарайся больше не грубить старшим товарищам по партии. А теперь, товарищи магистры, — скупо улыбнулся ван Геер, откинувшись на спинку стула, — если вам больше нечего мне сообщить, я бы хотел заняться тем, для чего и прибыл в эту прекрасную ресторацию. В одиночестве, — добавил он, — чтобы заодно обдумать ваши донесения.

Ротерблиц неспешно допил вино. Сдернул с груди салфетку, бросил ее в тарелку.

— Хм, нет, — цокнул он языком. — Говорить нам, хм, больше не о чем, магистр.

— В таком случае, до встречи, — бросил ван Геер, теряя к собеседникам всякий интерес и уделяя все свое внимание подошедшему официанту с подносом. — За обед не переживайте — за счет партии.

Ротерблиц и ван Блед встали из-за стола. Франц уважительно склонил на прощание голову. Ван Блед, давясь бессильной злобой, едва сдерживался от желания поскорее убраться от ненавистного колдуна, но этикет не позволял.

— Ах да, чуть не забыл, — спохватился ван Геер, наблюдая, как официант раскладывает столовые приборы. — У Финстера был ученик, не помню его имя. Вам известно, что с ним стало?

— Единственное, что я о нем слышал, — выдавил из себя ван Блед, — его упекли за решетку. Если еще не казнили, должен сидеть в Тарак-Мутаби.

Ван Геер задумчиво кивнул и жестом разрешил младшим товарищам удалиться.

Уже на улице, когда двери «Пранзочены» закрылись, а пара ренегатов отошла на приличное расстояние, ван Блед позволил наконец-то дать волю чувствам.

— Пидор лысый! — прошипел он, сжимая кулак. Бледно-голубые глаза сверкнули льдом. На водной глади обычно спокойной Мезанг поднялась крутая волна и с яростью накатила на гранитную набережную, разлетевшись прохладными брызгами. Прогуливавшаяся вдоль барьера под ручку с кавалером барышня тонко пискнула и залилась звонким смехом, придерживая поля летней шляпки. Не растерявшийся кавалер заботливо и любовно отер брызги с белого личика своей пассии, привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы.

Ротерблиц достал из кармана темные очки, надел их на нос, поправил пальцем, взглянул на коллегу, криво ухмыляясь.

— Скажи, хм, магистр, вот как так? — весело спросил он. — Из нас двоих пиромант я, а психуешь ты. Неужели ты и впрямь стал такой истеричкой из-за какой-то, хм, бабы?

— Заткни пасть! — огрызнулся ван Блед.

— Хм, вот это твой любимый ответ на любой неудобный вопрос, — хмыкнул Ротерблиц, не прекращая ухмыляться.

— Я сказал: заткнись, — полушепотом процедил непривычно собранный и настороженный криомант. — Видишь? — он кивнул на набережную через дорогу, где у самого барьера стоял высокий человек в черном и открыто смотрел на них.

Ротерблиц осторожно глянул в указанную сторону и, заметив нахального наблюдателя, сощурил глаза, засиявшие сквозь темные стекла очков желтыми огоньками. Пиромант смотрел не больше секунды, прежде чем растерянно нахмурился и даже спустил очки на кончик носа, глядя поверх стекол.

А потом мимо проехала чья-то карета, под бодрое цоканье лошади о мостовую на несколько мгновений скрыв человека у барьера из виду. А когда карета укатила прочь, на набережной кроме обнимающейся и любующейся величием Аррианского Собора пары никого не было.

Глава 11