Сигма (СИ)

      Жар разливался по венам, скручивался обжигающей болью в паху, безжалостно выворачивал наизнанку, заползал в каждую пору. Сухой обжигающий воздух терзал горло и наждаком царапал по коже. Или это была пропахшая пылью, пропитавшаяся потом одежда?.. Не важно. Ничего не было важно.

      Пальцы комкали траву, тело извивалось на жесткой земле, судорожно сокращались мышцы, а рассерженная, неудовлетворенная сила носилась вокруг ледяным ураганом. Но и он не приносил избавления…

      Наруто метался в горячечном бреду, по ногам липко и противно текла смазка, а руки тянулись вниз — сжать, заполнить хоть как-то, но тут же вцеплялись в истерзанную землю. Ничего не было надо. Ничего, кроме…

      Кажется, Наруто звал. Кажется, даже кричал, а потом сотрясался в рыданиях, когда организм скручивался бессильной яростью, а обезумевшая чакра требовала отдать то, что принадлежало ей уже по праву. Он искусал себе все губы, а потом стиснул в зубах мякоть ладони и бессильно завыл, глотая тягучую кровь.

      Чакра не успокаивалась. Она ревела, бушевала, она рвала мышцы и требовала встать и бежать, и найти того, кто пришелся ей по духу. Она напирала на кости, оставляя трещины, сковывала обручем боли голову, бушевала ураганом. Не было ни малейшего шанса взять ее под контроль. Где-то далеко гремела гроза, и испуганно рычал загнанный в клетку Курама, а Наруто, почти сошедший с ума от непрекращающейся боли, от невыносимого желания, скрючился комком на развороченной земле и тихо бормотал что-то несвязное.

      А потом чакра наткнулась на того, кого так долго искала, взревела отчаянно и облегченно и тут же успокоилась, сметенная огненным валом. Закрутилась в пылающий смерч, переплелась и почти заурчала от удовольствия. Боль мгновенно прошла, и ничего не соображающий Наруто бессильно всхлипнул и застонал от облегчения.

      Рядом упал на колени кто-то родной, до умопомрачения знакомый. Запах ворвался в мозг, огнем пробежался по нейронам. Родной запах. Тот самый, который равный, который встанет рядом, который не бросит и не оставит умирать в этом пылающем аду. Несущий избавление.

      Наруто потянулся: руками, телом, силой. Перед глазами расплывалось, мерцали неясные пятна, жар сдирал пальцами кожу, и так безумно хотелось — почувствовать, переплестись, забыться…

      Руки перехватили за запястья. Прикосновения обожгли, Наруто судорожно всхлипнул, но ему не позволили даже пошевелиться, впечатали в землю, вжали немалым весом. От одного только этого ощущения тело изогнулось, Наруто застонал, чуть не кончив, попытался вырваться. Но не сумел.

      Слепо ткнулись в висок сухие губы. Раздалось монотонное рычание, прошившее дрожью. Зазвучали хриплые, захлебывающиеся слова. Наруто не понимал сути, он рвался и просил, а потом исступленно шептал и в чем-то признавался. Чакры переплетались нитями, цеплялись друг за друга глубиной и мощью, не скованной таблетками, и это было так хорошо, и так сладко, что почти достаточно. Почти.

      Но его все еще держали стальной хваткой и утыкались губами в висок, и что-то шептали, срываясь на длинные рыки. И муть перед глазами постепенно таяла, сливаясь с темным ночным небом. А когда чакры окончательно успокоились, сплетенные в мягкой неге, Наруто смог вдохнуть раскаленный воздух и осознать ситуацию.

      Саске держал его крепко и совсем не осторожно, и его возбуждение было более чем очевидно, но…

      - Приди же в себя, тупой идиот, приди в себя, давай же…

      - Саске, — хрипло выдохнул Наруто, и Учиха тут же отозвался громким рычанием. — Саске…

      Саске оторвал губы от его виска, навис сверху, почти касаясь поцелуем. Выдохнул то же рычание, отозвавшееся мурашками по телу и тугим комком свернувшееся внизу живота. Наруто выгнулся, едва ощутимо потерся членом о его бедро, тихо выдохнул и захлебнулся воздухом, с шипением вырвавшимся изо рта Учихи. А потом плотно сомкнутые черные ресницы вздрогнули и разомкнулись.

      И Наруто задохнулся, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться, не прижаться к сухим обветренным губам, не раствориться в прикосновениях и чужом сердцебиении, не думать, не верить, не ждать…

      Саске был мечтой — теплой, живой, надежной, усмехающейся краешком губ и окрестившей идиотом. Саске был целым миром: со всей своей надменностью и высокомерием, с ехидством и гордостью, с сильными руками и точеным лицом, с белоснежной кожей и самой родной на свете улыбкой. Саске был.

      Рядом.

      Равный.

      Не покоривший и не покорившийся.

      А потом Саске выдохнул, опалил жаром дыхания щеку, и одним длинным движением перекатился на траву совсем рядом. Плечом к плечу. И рука, сжавшая руку, сомкнулась так крепко, что перехватило дыхание.

      И чакры скользили в бесшумном и сладком водовороте, оплетая и переплетаясь, живя друг другом, выпевая собственную песню. И каждое движение отдавалось прикосновением и терпким запахом, оседающим на коже. А Саске ровно и глубоко дышал, глядя в темнеющее небо и крепко сжимал его руку — без слов и признаний, без обещаний и клятв. И когда Наруто снова накрыло и выгнуло — жаром, безумием, — огненный вихрь с теплыми ладонями и безумно родным взглядом прижал его крепче и держал, не отпуская.