Сигнал

— Мой муж умер в 1999 году. У него был диабет и повышенный холестерин, и он страдал от Паркинсона, когда умер. Николь и Патрик живут на Западном побережье. Мои дети. Оба в браке с калифорнийцами, забавно, не правда ли? Я не часто их вижу. У них своя жизнь, я им не нужна, понимаете…

Она произносила все это без выражения, отстраненно воспроизводила собственные слова, будто зачитывала чужие реплики.

— Насчет вашего мужа, мне очень жаль. Вы долго прожили в браке?

Оливии нравилось утешать других. У нее был хороший инстинкт. Она умела слушать, успокаивать, заполнять пустоту и знала, когда стоит взять инициативу, а когда лучше отступить.

— Сорок два года.

— Мне не стоило бы говорить об этом на радио, обычно женщина не рассказывает такое публично, но поскольку тут все свои, я скажу вам по секрету: это мой возраст. Вы были в браке столько же, сколько я живу. Восхищаюсь вами.

Тишина снова затянулась. Определенно, Анита была не самым «удобным клиентом». Оливия продолжала:

— Вы редко видитесь с детьми, но, наверно, часто созваниваетесь? С современными технологиями мир стал одним большим домом. Со скайпом или фейстайм можно видеться на любом расстоянии.

— У них работа, им некогда.

Определенно, она не хотела развивать эту тему. Да, не очень-то разговорчива эта Анита. Я думала, будет проще…

— Вы сказали, что не одна этим вечером. Кто с вами?

— Вечерний гость.

— О, вы нас заинтриговали. Вам придется рассказать поподробнее. Что это за гость? Друг?

— Нет.

Старая женщина произнесла «нет» с таким нажимом и так решительно, что Оливия выпрямилась в кресле. Ее охватило любопытство. Она, кажется, начала догадываться.

— Вы сказали слишком много или недостаточно, Анита.

— Я сказала «гость», но не долгожданный, конечно. Она сам навязывается. Он не оставляет выбора.

— Не уверена, что поняла вас…

Собеседница ответила обреченным, почти страдальческим голосом:

— Он здесь, в глубине коридора, а иногда в тени прихожей, за кухней. Но он каждый раз здесь, я его чувствую.

Оливия подняла руки с выражением недоумения на лице, глядя на сидящих напротив мужчин. Пэт Деммель в ответ только пожал плечами. Спасибо, парни, я прямо чувствую вашу поддержку!

— То есть? Поясните, пожалуйста, вы имеете в виду знакомого? Соседа?

— Нет.

Тот же категоричный ответ. Почти гневный.

— Он всегда приходит после захода солнца, никогда раньше. Ночью он даже был в моей спальне, рядом с кроватью. Я не могла его видеть в темноте, но знала, что он здесь. Я его слышала…

— Вы говорите, что у вас дома… кто-то чужой?

— Я говорю «он», но это не совсем верно. Думаю, точнее говорить в женском роде.

— Вы знаете, кто эта женщина?

— Это не женщина. Не как вы или я.

— Вы кому-то сообщили? В полицию? Вашему врачу или соседям?

— Это не… человек… Ее нельзя видеть. Я не могу даже убежать от нее. Куда бы я ни пошла, она будет здесь. Я знаю.

Оливия наклонилась, так что край стола врезался ей в живот. Она решила действовать интуитивно.

— А это… присутствие, — сказала она, — оно не совсем реальное? Я имею в виду, не материальное, правда?

Вторая неделя работы, и уже какие-то эзотерические звонки. Немного чересчур для начала, хотя уж лучше так, чем звонки с угрозами.

— Она не похожа на нас с вами, но она реальна, могу вас заверить. Я слышу ее. Она со мной говорит. Она шепчет все время.

— Ах, да? И что она говорит?

— Ужасные вещи.

Оливия подняла голову. Ей не понравилось, как это было сказано.

— Что вы слышите, Анита?

Снова тишина. Только дыхание в трубке…

— Я не все понимаю. Откровенно говоря, я не понимаю слова, но понимаю намерение. Я знаю, чего она хочет. Она повторяет снова и снова. Она сводит меня с ума. Чтобы я слушала ее…

Оливия вопросительно посмотрела на директора станции, который совещался с Марком, очевидно, обсуждая, как им следует поступить. Она схватила лист бумаги, написала «Лжет? Полиция? Помощь?» и подняла перед собой, чтобы они прочитали. К счастью, на их маленькой станции не было камер. Пэт показал знаками, что он понятия не имеет.

— А что она вам говорит? — настаивала Оливия. — Скажите, Анита, вы меня пугаете, и я уверена, что не одну меня. Как долго вы слышите этот голос?

— Не знаю. Может, месяц.

— То есть это началось не так давно. Могу я задать вам личный вопрос? У вас был, возможно, непростой период этим летом?

— Думаю, я знаю, что она такое. Я никогда не думала, что это будет так. Так… страшно.

— О чем вы?

— Костлявая. Это она.

Так это не гнев, это страх!

Страх и обреченность. Окончательный, последний страх.

— У вас нет подруг? — спросила Оливия, чувствуя, что необходимо за что-то зацепиться.

Пэт знаком показал ей, что пора закругляться. Очевидно, он был встревожен куда меньше, чем она.

Голос старушки стал торопливым, почти агрессивным.

— Я не могу больше выносить ее присутствия. Каждый вечер я боюсь и жду ее появления, смотрю по всем углам и когда наконец замечаю, слышу ее, у меня кровь стынет в жилах, мне становится почти больно от ужаса…

— Анит…