Сейчас в кабинете никого нет. Деревянный Мефистофель улыбается пустому креслу. Уолтер Торн гуляет по саду. Пятьдесят восемь лет не согнули его плеч. Когда-то Торн был чемпионом регби — это что-нибудь да значит. Юношеской стройности Торна могли бы позавидовать многие молодые люди. А лицо — лицо одно из тех, которое у людей вызывает всегда симпатии. Прямой нос, пушистые черные брови, длинные седые волосы и глаза — подвижные карие глаза южанина. Свободный — спортивного покроя — костюм делает движения Торна легкими, быстрыми, размашистыми. Походка — упруга.
Уолтер Торн гуляет по саду, с наслаждением вдыхая приятный аромат увядающих роз. В руках у него полученная накануне книга. Коричневый переплет, золотом тисненые русские слова: «Труды археологического института…».
Генерал-лейтенант Гагарин внимательно слушал доклад Славинского и по старой, еще мальчишеской, привычке машинально рисовал домики на листах бумаги. Рисунок выглядел неважно, и только один дом был нарисован тщательно. Это — здание крайкома партии на одной из площадей краевого центра.
Когда-то, в первые годы революции, Гагарин служил в ВЧК. Кстати сказать, именно он однажды и привел к Феликсу Эдмундовичу молодого парнишку Аркадия Славинского. На Перекопском перешейке упал, подкошенный осколком, отец паренька, комиссар Славинский, указавший в свое время балтийскому матросу Роману Гагарину путь в партию. Паренек рвался на фронт, и Гагарин привел его туда, где проходил этот фронт — тайный, невидимый и опасный фронт борьбы с контрреволюцией.
В тридцатом году Гагарин ушел на партийную работу. С той поры он редко появлялся в Москве. Магнитка, новостройки Казахстана, первый рудник Норильска, железнодорожная магистраль в Якутии — во всем этом была частица и его труда. Перед самой войной Гагарин, тогда парторг ЦК, закончил строительство громадного металлургического комбината на Украине. А спустя месяц после начала войны, отправив на Восток все, что было возможно, взорвал опустевшие корпуса гигантской новостройки — районную ТЭЦ.
Подчиняясь категорическому приказу ЦК, Гагарин оставил сформированный им партизанский отряд и уехал на Север. Когда старенький «газик» последний раз проезжал мимо завода, лежавшего в развалинах и воронках, Гагарин покосился на шофера, украдкой смахнул слезу…
На крайнем Севере Гагарин работал с такой ожесточенной яростью, что местные шутники говорили: «У нас три первых секретаря и работают они посменно — один всегда на ногах». Это было не таким уж большим преувеличением. Роман Платонович день и ночь носился по заснеженным дорогам, отправлял геологов по новым и новым маршрутам. Многие эти пути-дороги не были известны в московских институтах. Гагарин их узнавал от местных кочевников-оленеводов, считавших его своим, «северным» человеком.
После войны старые друзья звали его на Украину восстанавливать металлургический гигант. Но Гагарин оставался на Севере. И только в пятьдесят третьем году — опять по приказу партии — он приехал в Москву. Долгий, до поздней ночи, разговор в ЦК — и Гагарин в новеньком, неловко сидящем на нем, кителе пришел в Комитет государственной безопасности.
Уже через неделю начальство убедилось, что он не забыл школу «железного» Феликса. Гагарин принес с собой стиль и методы партийной работы, принципиальность коммуниста, глубокую веру в силу коллектива, умение разобраться в человеке и горячую любовь к людям.
Иногда генерал-лейтенанта Гагарина тянуло «домой» — на Север. И тогда рука — совсем машинально — рисовала трехэтажный дом краевого Комитета…
…Славинский закончил доклад, молча отодвинул папку.
— Неважные дела, Аркадий, — Гагарин скомкал рисунок, повторил, — неважные.
По старой дружбе они называли друг друга на «ты». Славинский ответил не сразу. Он встал, прошелся из угла в угол, остановился напротив стола.
— Если не перехватим инициативу, — быть нам битыми.
Гагарин молчал минуту — две, потом неожиданно спросил:
— Кстати, что слышно от Строева? Такие люди нам сейчас нужны, как воздух.
Славинский при упоминании хорошо знакомой фамилии просиял.
— Собирается в отпуск… Скоро будет здесь…
На Славинского выжидающе глядели добрые, с легкой хитринкой, голубые глаза Гагарина. Славинский понимал: Роман Платонович ожидает предложений. Оба когда-то переняли у Дзержинского эту привычку: сперва узнай мнение подчиненного, потом говори сам. Так воспитываются самостоятельность и инициатива.
— Картина простая и вместе тем грозная, — опять заговорил Славинский. — Радиоцентр Торна проводит против нас ряд тщательно подготовленных операций. Одну мы раскрыли. О других мы не знаем почти ничего.
Гагарин вопросительно посмотрел на Славинского.
— Разумеется, кроме того, что Торн особенно тщательно готовит операцию, использует новые изобретения, нацеливает свои удары, преимущественно диверсионного характера, на важнейшие объекты.
— Выходит, кое-что все-таки знаем, — заметил Гагарин. — «Почерк» знаем.
— Да, «почерк» знаем, — согласился Славинский, вынимая портсигар. — Я закурю, Роман Платонович?
— Кури, кури, — махнул рукой Гагарин. — Так что же ты предлагаешь?