Сияющая пустота. Интерпретация "Тибетской книги мертвых"

В обычной символической системе определённые предметы служат обозначениями каких-либо иных, как правило, абстрактных, понятий. Здесь же, по выражению Трунгпы Ринпоче, «вещь символизирует саму себя». [143]Он имел в виду уровень постижения махамудры (переводя сам этот термин как «великий символ»), однако слова эти применимы и ко всей тантрической символике в целом. Вся она ориентирована на непосредственное восприятие, на способность видеть вещи такими, как они есть. Дхарма — это не какая-то теория или система верований, накладывающаяся на реальность. Она не нуждается в символах, указывающих на некие абстракции. Дхарма — это выявление смысла, изначально заложенного в мире как он есть. Всё в этом мире само по себе выражает учение Будды. По словам Трунгпы Ринпоче, «вселенная постоянно пытается дотянуться до нас и что-то сказать нам, чему-то нас научить, но мы всё время отвергаем её». [144]Всё, что от нас требуется, — открыть глаза и распахнуть сознание, а достигнуть этого можно путём медитации. Вовсе не обязательно медитировать на божества. Это более поздняя ступень. Для начала же следует медитировать на освобождение от привязанностей, что поможет нам воспринимать окружающий мир полнее, яснее и точнее. Но даже без помощи медитации естественная символика повседневной жизни спонтанно является нам во всём, что нас окружает. Поэты и художники знали это во все времена. Уильям Блейк писал:

«Если бы двери восприятия очистились, всякая вещь являлась бы человеку тем, чем она есть: Бесконечностью.

Ибо человек замкнулся и смотрит на всё сквозь узкие щелки своей пещеры». [145]

Блейк утверждал, что он всегда смотрел на мир «двойным зреньем», воспринимая внутренним оком духовную сущность вещей, а телесными очами — их физические формы. Во многих отношениях его подход был удивительно близок тантрическому, хотя основой его мировоззрения оставалось ощущение двойственности, конфликта между духом и материей.

Символика ваджраяны основана на пустоте, которая в предельном смысле неотличима от формы, как сказано в «Сутре сердца».Форма — это пустота, а пустота — это форма, и никакого противопоставления между ними нет. Тем самым мы возвращаемся к основным буддийским принципам эфемерности всего сущего и «не-я». Мы знаем, что всё сущее непостоянно и мимолётно, что жизнь — это непрерывный процесс перемен. Ничто по-настоящему прочное и неизменное не могло бы просуществовать и мгновения. Таким образом форма постоянно обнаруживает свою сущностную пустоту. Однако и пустота непрерывно проявляется в формах, являя весь мир феноменов в состоянии его естественной чистоты. Осознание неразрывной связи пустоты и формы — это и есть махамудра, великий символ, божественное видение.

Понимание символики такого рода зависит, в первую очередь, от того, насколько развита в нас подлинная чувствительность к присутствию просветлённых качеств, каковыми, по существу, и являются все боги и богини, и от того, пробудились ли эти качества в нас самих. Недостаточно просто развивать воображение и проецировать образы своей фантазии во внешний мир. Нужно расширять своё видение. Обучаясь работать с образами на стадии «творения» божественной йоги, мы постепенно придём к непосредственному, внепонятийному восприятию смысла божеств. И тогда нам уже не нужно будет «воображать» их: подлинное присутствие божественных сущностей будет ощущаться всё полнее и отчётливее, и в конце концов станет таким реальным, что мы встретимся с богами и богинями лицом к лицу.

В обыденном состоянии сознания наше «эго» — иначе говоря, наблюдатель, — сидит в центре всего нашего опыта, как паук, парализующий своим ядом всё, что попадает в его паутину. Мы проецируем себя во внешний мир; как говорил Трунгпа Ринпоче, «везде и повсюду одно только «я», да «я»». [146]Мы кристаллизуем пространство вокруг себя. Но как только «эго» начинает растворяться, оказывается, что в открытом пространстве, не имеющем центра, всё воспринимается совершенно по-иному. Восприятие исходит непосредственно из нашего первозданного пустого сознания, из «сознания, не имеющего точки отсчёта», и сливается воедино с объектами восприятия, с ощущениями и эмоциями. [147]И тогда всё становится гораздо более реальным, гораздо более живым и ярким. Всё, что мы видим, всё, что мы слышим, всё, что мы осязаем, пробуем на вкус и обоняем, непосредственно раскрывает перед нами свою истинную природу. «Весь мир есть символ — символ не в смысле знака, обозначающего нечто отличное от самого себя, а символ в том смысле, что он высвечивает живые качества вещей как они есть». [148]