Все время кто-то выходит и входит: молодой человек, коллекционирующий старинные коляски, который только что обнаружил в одном из сараев какой-то экипаж; девушка из сельскохозяйственного колледжа, проходившая здесь практику; французский школьник с острова Новые Гебриды; ученый, интересующийся опытами, проводимыми с овцами на местных пастбищах.
В библиотеке я наткнулась на книгу воспоминаний одного из первых поселенцев. Это было повествование о днях, когда группы каторжников начали прибывать в Австралию и были основаны многочисленные фермы, подобные тем, которые я посетила.
Автор рассказывал, как двое досрочно освобожденных ссыльных купались в крике
[41], в то время как мимо них проезжала группа представителей власти. Так как среди проезжающих были женщины, наши купальщики, естественно, остались в воде. Однако это было расценено как проявление неуважения. Виновных вновь заковали в кандалы, и каждый получил сто ударов кнутом двумя порциями, пятьдесят для начала и еще пятьдесят, когда раны начали заживать.Один ссыльный получил пятьдесят ударов только за то, что однажды темной ночью вбежал в помещение для слуг, крича, что видел дьявола, хотя оказалось, что это был всего лишь белый пони. В лагере для заключенных около Гоулберна некий надсмотрщик по прозвищу Черный Фрэнсис порол заключенных с такой жестокостью, что завоевал печальную славу у всей колонии, в результате чего был убит. Один из заключенных после семидесяти пяти ударов Черного Фрэнсиса кнутом встал шатаясь на ноги, плюнул в лицо своему палачу и сказал:.
— Такой удар не убьет и бабочку.
Правнуки этих людей живут сейчас в Австралии. Разбогатевшие на разведении тонкорунных овец, они создали свое общество, построили удобные красивые дома и пересадили на новую почву английский образ жизни, так же как в свое время англичане — заключенных. Простой и приятный георгианский стиль сохранялся в колонии еще с десяток лет, после того как в Англии уже установился более грубый — викторианский.
В памяти первых поселенцев жили воспоминания об английских помещичьих домах, где многие из них провели свое детство. Некоторые поселенцы служили офицерами в американских колониях и помнили колониальную архитектуру южных плантаций и городов Новой Англии. Они обжигали кирпичи из глины и использовали древесину местных пород для кровли, облицовки стен и мебели.
Самой большой эстетической трагедией для Австралии стало распространение в 50-х годах XIX в. кровельного железа, чье зарифленное уродство сменило деревянную кровлю ручной работы, до этого времени покрывавшую деревенские дома.
Некоторые породы эвкалипта, отполированные в течение столетия, (великолепны. Они светятся. С большим удовольствием вспоминаю я широкие двери, величественную лестницу с балюстрадой, темно-красную обшивку стен, сверкающую и гладкую как стекло, а также прекрасные стулья периода Регентства в Уоллогоранге. Простой фасад в георгианском стиле выходит в сад, наполненный щебетом птиц.
Вспоминаю пропорциональные комнаты в Уингене и большой амбар, который погиб в огне пожара всего через несколько недель после моего посещения, и, возможно, самый прекрасный из колониальных особняков — Кэмден-Парк около Кемпбелтауна, где все еще живут потомки Джона Маккартура
[42]по прямой линии. Особняк был закончен архитектором Джоном Берджем [43]в 1835 году.Простой дом в стиле эпохи Регентства сохраняет прекрасные пропорции; в нем нет ничего показного или дешевого. Маккартур жил во времена, запятнанные скандалами, дебоширством и коррупцией, когда колонию годами терроризировали беспутные офицеры «ромового корпуса» британской армии Нового Южного Уэльса
[44].Семья Джона Маккартура благоговела перед своим хозяином; его жена Элизабет с легким сердцем прошла ради Джона через тяжелые испытания, а помнят его, в основном, как задиристого, вспыльчивого бунтовщика, который, используя связи, захватил огромные территории свободной земли и интриговал против капитана Уильяма Блая — единственного губернатора, пытавшегося призвать к порядку «ромовый корпус». Джон Маккартур вырастил первое стадо тонкорунных овец и экспортировал первое тонкое руно, которое могло соперничать с испанской и германской шерстью.
Его биограф М. X. Эллис писал, что у Джона Маккартура «взрывчатый» характер. Он мог быть высокомерным, язвительным и в то же время любящим, нежным и снисходительным отцом, справедливым и щедрым. Он дрался на дуэли с капитаном корабля, на котором в 1790 г., будучи произведен в чин младшего лейтенанта 68 пехотного полка и затем переведенный в полк Нового Южного Уэльса, отплыл в Сидней. Одиннадцать лет спустя он на другой дуэли ранил командира и таким образом положил конец своей военной карьере. Но возможно, что в обоих случаях Маккартура просто спровоцировали на дуэль.