Нила попыталась дёрнуться, когда длинные стеблевидные отростки поползли по её телу: ей показалось на секунду, что она снова оказалась в плену у плотоядного растения из ручья и оно опять тянет к ней свои лианы, чтобы оплести и растворить её плоть. Но это «растение» испытывало желание совсем другого рода: все пять тонких щупалец одно за другим проникли в её женское естество, многократно складываясь и осторожно, чтобы не повредить хрупкую земную плоть, шевелясь, - аналогичный женский половой орган даарниан обладал гораздо большей прочностью, как и их тела в целом по сравнению с человеческими. Дёрнуться не вышло: остатки яда в её крови и телекинез держали крепко, оставалось лишь захлёбываться воздухом от каждого движения пары видимых и тысячи невидимых телекинетических «рук» Лле, обостряющих то наслаждение, что вызывали находящиеся внутри неё гибкие отростки мужского полового органа даарнианина. Они могли двигаться во все стороны, складываться в несколько раз, сплетаться в один более толстый отросток, причём все движения Лле контролировал не хуже движений собственных пальцев. Природа столь щедро наделила даарниан ради размножения: в результате разнонаправленных сложных движений, благодаря повышенной чувствительности внешних покровов «стеблей», небольшие утолщения, находящиеся на протяжении всей длины отростков через равные промежутки, исторгали в момент эякуляции клетки, приводящие к зачатию и последующему откладыванию икры партнёром, играющим женскую роль в половом акте. Зачать от представителя другого вида Нила не могла, да и Лле, насколько она знала, не хотел оставлять потомства, ведь у Аму ни во втором, ни в третьем, ни даже в шестом поколении не мог родиться другого Аму, а обычные даарниане и так в каком-то смысле являлись опекаемыми «детьми» всех представителей их высшей расы.
Нила давно бы полностью растворилась в ощущении удовольствия, исходящего от Лле, но телепат оставлял её сознание «включённым», делая тем самым сладкое сметающее безумие их слияния ещё более острым. Он словно специально доводил её до самой невыносимости, проникая в неё не только своей менталкой и половым органом, но и жутким телекинезом, жадно ловя все грани её бесконечного умирания, так хищно, что Нила краем сознания успела удивиться, подумав вновь, что Лле ведёт себя необычно: чаще всего, когда он переходил к столь интенсивным движениям внутри неё, то акцентировался уже на желаниях собственной плоти, позволяя девушке воспламеняться и сгорать дотла от искр его удовольствия, и в этом было меньше охоты, меньше контроля и пугающего прессинга. Сейчас же Ниле казалось, что это их слияние станет последним для неё, что её просто раздробит на части и окончательно уничтожит яростным накалом страсти и этим выворачивающим ощущением под кожей, всего одно лёгкое движение телекинеза или резко распрямляющееся щупальце внутри неё – и экстаз любви вольётся в экстаз смерти, а мир вечных винных сумерек впитает её кровь. Страх мерцающе вспыхивал на грани восприятия, привычно подавляемый, – следуя постоянным просьбам Лле, Нила привыкла всегда бороться со страхом, стараясь снизить дискомфорт для даарнианина, - но сейчас Аму не реагировал на него, не старался избавиться или утопить его в нежности, а под конец и вовсе настолько пугающе и сильно обхватил тело землянки, что Нила отчаянно закричала мысленно, уступая иррациональной животной панике и чувствуя сжимающие её нутро спазмы. Крик просочился наружу жалобным стоном, а оргазм, как обычно подхваченный и продлённый Лле искусственно, – даарнианам требовалось для эякуляции более продолжительное и интенсивное давление содрогающихся в спазмах стенок – показался Ниле агонией умирания, почти больно раз за разом сжимающей больше не повинующееся ей тело. Она успела услышать такой чуждый земному уху хриплый стон-выдох Лле, намекающий на то, что рудиментарные голосовые связки у даарниан всё ещё имеются, и тут нервную систему Нилы окончательно перегрузило яркой вспышкой экстаза Аму, будто звезда взорвалась прямо в голове, и девушка потеряла сознание.
Очнулась Нила от приятных тёплых волн, расходящихся по её телу. Не сразу она поняла, что лежит на боку лицом к костру, чьё осязаемое тепло концентрируется вокруг неё благодаря хитро расставленным невидимым телекинетическим щитам. Тело внутри слегка ныло, как после интенсивных упражнений. Девушка чуть шевельнулась и обнаружила две вещи: во-первых, паралич прошёл, а во-вторых, сзади к ней плотно прижимался серый гуманоид, пряча лицо где-то в её волосах.
- Я думала, умру, - протелепатировала Нила сквозь волны накатывающей неги. – Ты мне кажешься непохожим на себя, я даже не узнала тебя сразу. Это потому, что я нахожусь в твоём сне, Лле?
- Для меня это не совсем сон, неразумное существо, - отозвалось мысленное присутствие внутри её разума, до поры такое же неощутимое, как и серокожее создание сзади. – Как можно было подумать, что я убью тебя во время соития?
От ворчливого, хоть и через довольные интонации истомы, тона Нилу вновь пронзило странным ощущением узнавания-неузнавания.