Как-то утром я проснулся и увидел его рядом, он смотрел на меня и в его глазах был страх, который ему не сразу удалось скрыть.
- Почему мистер Фишборн всех нас назвал беглецами? Почему ты уехал из того большого города? - выпалил я первое, что пришло мне спросонья в голову.
Джош помедлил, но всё же ответил:
- Там были они - другие. Их были тысячи и тысячи. И я их всех увидел. Здесь, в Хоупвиле, только такие, как мы с тобой, Зак.
Я ничего не понял из сказанного, а он больше не стал пояснять.
***
Жизнь в Хоупвиле была скучной. Никогда не понимал, как Джош с его неуёмной жаждой деятельности мог ей довольствоваться. За то время, что мы прожили здесь, даже мне примелькались немногочисленные местные жители и низенькие скромные дома. Хоупвиль был почти отрезан от внешнего мира, его жители напоминали туземцев, отказавшихся принять технические и информационные блага цивилизации. Все, кто проезжал через него, считали местных либо чудаками-технофобами, либо религиозными фанатиками. К любому механизму, оснащённому интеллектуальной программной системой, местные относились с подозрением. Мистер Фишборн по этому поводу как-то сказал мне: 'Когда машины становятся умнее людей, в людях отпадает необходимость. Я не хочу жить в мире, где для меня больше нет места'. Мне была не понятна эта их философия, большие города манили меня, а идея состариться и умереть в Хоупвиле, не повидав другой жизни, пугала до чёртиков.
От мысли уговорить Джоша вновь посетить тот огромный город, из которого он когда-то сбежал, меня останавливала простая арифметика. Если в Хоупвиле Джеки, Люки и Ларри когда-то должны были закончиться, то там их количество могло быть просто неисчерпаемым. Но всё равно, я так долго об этом думал, что пришёл к неожиданному выводу - может быть, в том городе у Джоша было бы больше шансов отыскать своего истинного альфу? Однажды он сказал, что когда у омеги есть его альфа - это гармония и полное удовлетворение, а когда нет - повод кидаться во все тяжкие. Я очень хотел гармонии. Мы могли бы жить втроём - и больше никаких записок и 'блудливых недель'.
По мере того, как я взрослел, блудливые недели, давались нам обоим всё труднее. Не знаю, кого я наказывал больше, себя или Джоша, когда делал вид, что его не существует: молчал, уворачивался от прикосновений, хотя на самом деле хотел только одного - положить голову ему на колени, будто он никуда не уходил и спокойно уснуть, чувствуя, как его пальцы перебирают мои волосы.
Как-то после очередного его особенно длительного загула я решил расставить все точки над 'i'.
- Джош, - сказал я, затем взял его за руку и усадил на диван, - нам нужно серьёзно поговорить.
Обычно дурацкая фраза 'серьёзно поговорить' не подразумевает ничего хорошего, но я просто не знал с чего ещё можно было начать этот разговор. В таких делах все карты в руки более опытному, а разговаривать и выяснять отношения всегда было прерогативой Джоша. Я же предпочитал отмалчиваться и дуться, но только до тех пор, пока меня не скручивал очередной приступ тактильного голода, вынуждая сдаться и признать своё поражение. В лучшем случае я приходил и садился у его ног, виновато уткнувшись носом в его колени, а в худшем - лежал, свернувшись клубком, уже не в силах шевелиться и глубоко дышать, пока Джош сам не находил меня. Он мог жить без меня, я же без него нет.
- Как узнать, что рядом подходящий тебе альфа, ну... тот самый?