Сияющие

Харпер 24 марта 1989

Все еще с синюшными следами побоев от усердных полицейских, он возвращается в 1989 год, чтобы порадовать себя свежими газетами. Располагается у окна в греческой закусочной самообслуживания на 53-й улице. Это место пользуется популярностью, очередь иногда заворачивает за угол: кормят вкусно, быстро и недорого. И особого внимания он здесь не привлекает.

Приходя сюда, Харпер обязательно переглядывается с управляющим, который в разные периоды его прихода предстает то юнцом с усами черными как смоль, то зрелым мужем, у которого усы с проседью, а то и поседевшим дедом. Самое важное: если тот его и узнает, виду не подает.

Главная новость дня – авария нефтяного танкера у берегов Аляски; его название – «Эксон Вальдез» – вынесено на первую полосу всех без исключения газет. Так что на сообщение об убийстве он натыкается случайно. Две колонки в разделе происшествий: «Жестокое нападение. Собака спасает жизнь хозяйке». Одна из газет оставляет девушке минимум шансов на выживание: «Вряд ли доживет до конца недели».

Не может быть! Сейчас буквы начнут прыгать и извиваться, наподобие того, как это происходит на стене в его Комнате, и наконец сложатся в правильные слова. Умерла. Убита. Ушла из жизни.

Он уже научился управлять чудесами. Например, с помощью телефонной книги. Узнает номер больницы, набирает морг, потом интенсивную терапию – по платному телефону рядом с туалетами. Но врачи заняты, а дежурная медсестра «не уполномочена предоставлять личную информацию о пациентах, сэр».

Часами напролет Харпер сидит, думает-размышляет, пока не приходит к выводу, что выбора у него нет. Придется самому пойти и посмотреть. И довести дело до конца в случае необходимости.

В больничном магазинчике подарков и сувениров он покупает цветы и в качестве компенсации отсутствующего ножа, чтобы не чувствовать пустые руки, – фиолетового медвежонка с шариком в лапах, на котором написано: «Выздоравливай поскорее, как я!»

– Для малышки? – интересуется продавщица, крупная душевная женщина с печальными глазами. – Они любят мягкие игрушки.

– Для девушки, которую убили, – он тут же поправляется: – На которую напали.

– О, это так ужасно! Кошмар просто… Люди толпами приходят и приносят ей цветы. Даже совершенно незнакомые. Все благодаря песику… Такой умница, бесстрашный. Удивительная история. Я молюсь за нее.

– Как она сейчас?

Женщина печально качает головой:

– Извините, сэр, – останавливает его дежурная сестра. – Часы посещения закончены. Семья пациентки просит не беспокоить.

– Я родственник. Дядя, брат матери. Приехал, как только узнал.

Солнце желтым пятном разлеглось на полу; рядом, у окна, стоит женщина и разглядывает парковку внизу. Повсюду расставлены цветы, и Харпер вспоминает другую, но такую похожую больничную палату. Вот только кровать пустая.

– Простите меня.

На его голос женщина поворачивается и с виноватым видом начинает отмахивать сигаретный дым в сторону.

Они с дочерью похожи: та же форма подбородка, те же широко расставленные глаза, только волосы темные и прямые, убраны назад оранжевым шарфом. Она одета в темные джинсы и коричневый свитер с высоким горлом, сверху – ожерелье из разных пуговиц, которые тихонько пощелкивают друг о друга, когда она их перебирает. Глаза мокрые от слез. Она выдыхает дым и раздраженно спрашивает:

– Какого черта вы здесь делаете?

– Я ищу Кирби Мазрачи, – Харпер указывает на цветы и медвежонка. – Мне сказали, что она здесь.

– Еще один? – Женщина горько усмехается. – Что вы им наплели, раз вас пропустили? Медсестры, безмозглые идиотки! – Она тушит сигарету о подоконник, гораздо резче, чем требуется.

– Я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.

– Она не в порядке!

Женщина пристально смотрит на него. Харпер терпеливо ждет.

– Может, я не туда пришел? Она в другой палате?

Мать вдруг бросается на него, тыкает пальцем в грудь:

– Она вообще в другом месте! Убирайтесь к черту! Под ее напором он падает, прикрываясь своими цветами как щитом. Ногой опрокидывает один из букетов, по полу разливается вода.

– Успокойтесь, вы расстроены.

– О да, я очень расстроена! – Женщина переходит на крик: – Она умерла, понял? Убирайся отсюда… Оставьте нас в покое! Поналетели, стервятники, за сенсацией. Конец истории! Она умерла, доволен?

– Сочувствую вашему горю, мэм.

Абсолютное вранье. У него будто гора с плеч свалилась.

– Так и скажите всем остальным! Особенно ублюдку Дэну, который не соизволил мне перезвонить. Да пошли вы все к чертовой матери!

Элис 4 июля 1940

– Угомонишься наконец? – сердито спрашивает Луэлла через зажатую в зубах шпильку для волос.

Элис не может усидеть на месте, то и дело вскакивает со стула перед зеркалом, чтобы через дверь фургона посмотреть хоть одним глазком на сельский люд, заполняющий площадку, улыбающийся и счастливый, уже вооруженный попкорном и бумажными стаканчиками с дешевым пивом.