Сияющий вакуум (сборник)

Оформить срок для уже существующего реального человека было совсем не трудно. Не нужно ни подделывать документы, ни совершать преступление. Достаточно всего-навсего притвориться «зайцем» в грузовом отсеке какого-нибудь еще не стартовавшего корабля, и двухлетний срок обеспечен.

Корабли, везущие на Землю новую партию, драгоценного черного табака, стартовали часто. Но была и еще одна проблема. После получения срока каменная красавица попадет в женскую половину тюрьмы, и ее придется выкупать точно так же, как и любую другую женщину. Но об этом думать не хотелось. Слишком они оба — и Куравский и Филипп — были увлечены самим экспериментом.

На всю операцию отводилось двадцать пять минут, официально обозначенных как личное время. Нужно было уложиться. Через двадцать минут на всю тюрьму громыхнет гонг, и голос Виктора Фримана объявит ласково, как объявляет он каждый вечер:

— Спокойной ночи, тюрьма. Искренне желаю всем заключенным сладких лунных снов.

Голос транслировали в записи. Запись плохая — старая, шипящая, но каждый раз можно было себе представить, как начальник тюрьмы назидательно грозит пальцем:

— И помните, мальчики и девочки, когда утром вы проснетесь, не дай вам Бог притащить какую- нибудь мысль из вашего чудесного вольного сна.

* * *

Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова. Иван Куравский работал неторопливо, вдумчиво. Протерев каменную статую специальным составом и прогрев девушку обыкновенной паяльной лампой, он ровно четыре с половиной минуты облучал ее с помощью своего специального прибора. Облучение должно было возродить все структурные взаимодействия, присущие живой плоти, и отринуть непригодный камень.

Чтобы дать прибору нужное напряжение, пришлось тянуть кабель по общему коридору. В любую минуту любой из заключенных мог донести, и расплата настала бы мгновенно.

Филипп стоял рядом без дела, в его обязанности входило только вовремя вскрыть мешки с трупным материалом и, по мере того как камень начнет осыпаться, подавать порциями новую органическую массу.

Одну руку Филипп держал на крышке контейнера, а вторую заранее погрузил в небольшую кадку с землей.

Негромко шипел открытый кислородный баллон. Баллон украли только накануне. Воздух в келлере был так насыщен кислородом, что голова Филиппа немного закружилась, и он будто опьянел.

— Чего-то она не дышит? — сказал он, всматриваясь в неподвижное лицо своей невесты. — Не получилось у нас, что ли?

— На Земле десять лет специальная лаборатория над этой проблемой билась, — сквозь зубы процедил Куравский, поворачивая свой облучатель.

— Ну и?..

— Ничего не добились. Всемирный Банк финансирование прекратил.

В это мгновение каменная девушка будто вздохнула, и все ее тело снизу вверх прошила глубокая трещина. Филипп вытащил из контейнера, не глядя, что-то мокрое и скользкое, взвесил его в руке и протянул своей невесте. Это была мужская нога, обрубленная от лодыжки до копчика.

Каменная фигура задрожала. Вибрация усиливалась с каждым мгновением. Полетела, закружилась в тугой струе кислорода каменная пыль. Изваяние раскачивалось, ходило ходуном. Шипел вырывающийся из баллона газ, во все стороны летели брызги крови.

— Ну! — шептал Филипп. — Ну, давай… Давай…

И тут прогремел гонг.

— Спокойной ночи, тюрьма, — прозвучал голос Виктора Фримана. — Искренне желаю всем заключенным сладких лунных снов…

Прежде чем запереть келлер, Филипп вывалил на пол всю землю и все содержимое контейнера. Чтобы успеть в свою камеру, пришлось бежать по коридору. Но он успел. Он вошел последним, и, как последнего, надзиратель наградил Филиппа хорошим ударом дубинки по ягодицам.

* * *

На следующий вечер, открыв свой келлер, Филипп увидел живую девушку. Это оказалось нежное белокурое существо с пронзительно голубыми глазами.

Девушка не владела телепатией и ни одного слова не понимала по-русски. Она была напугана. Она сидела в самом углу келлера, прижимая к себе острые ободранные коленки, и непонимающими глазами смотрела на вошедших мужчин в полосатых комбинезонах.

— Почему-то мне кажется, что у нее нет высшего образования, — запирая дверь уже изнутри, сказал Филипп.

Он присел в противоположном от девушки углу, в раздражении пнул ботинком пустой кислородный баллон и закурил.

— Думаю, ты прав, — согласился Куравский. Он также выглядел несколько обескураженным. — Погорячились мы немного. Допустим, у нее и есть высшее образование. Допустим, мы устроим ей срок. Но ее ведь выкупать придется!

— Она очень хорошенькая, — сказал Филипп.

— Хорошенькая, — согласился Куравский, он не мог отвести глаз от своего творения. — У целой лаборатории ничего не выходило, десять лет не выходило, а у меня вышло! Ты посмотри, какие у нее шелковистые волосы, какие у нее глаза! Прямо пастушка…

Филипп посмотрел сквозь дым своей сигареты. Лицо сидящей на полу девушки удивительным образом напомнило ему лицо пастушки, нарисованной на фарфоровой тарелке.

— Но что толку? — вдруг разозлился он. — Что толку? Что мы теперь с ней делать-то будем? В тюрьму ее нельзя. А куда ее можно?