Вечер прошёл успешно, как и ночь. Не завидую я домочадцам замка, потому что трахались мы как будто в последний раз. Так, лишь бы не сглазить. Я помню тот самый гребаный первый раз с Холландом, когда мы чуть не разнесли все, пока спешили к кровати. Особенно было жалко симпатичный голубой костюмчик, который тогда пришлось оставить в Лондоне, ведь вполне возможно, что некоторые его швы разошлись в порыве нашей страсти.
В этот раз было жарче. Наше воссоединение приняли все в этом доме, даже мы сами. Я не помню, когда он в последний раз был настолько счастлив (хотя, может просто память подводит), но под утро мы просто стояли полностью обнаженные у окна и курили ментоловые сигареты. Оба.
— Ты же не куришь, Крис? — он нарушил тишину.
— Поправочка, Том. Не курила.
— С чего такие изменения? — он потушил сигарету в пепельнице, подошел сзади и нежно обнял.
— Обстоятельства заставляют. Работа сложная. Нервы сдают, — я машинально потянулась ещё за одной и заметила вчерашнее платье, которое валялось на кресле. Один из рукавов был оторван. И зачем я только тратилась, могла в толстовке прийти, всё равно таких много. Но день был особенный. Да и человек тоже.
— Ты сейчас со мной. К чему переживания? — парень легко поцеловал меня в шею и аккуратно провел ладонями по лопаткам, постепенно подступая к талии.
— Мне есть, что сказать тебе. Но только не здесь и не сейчас. Тебе хорошо со мной? — ещё одна сигарета в пепельнице. Уже сама чувствую этот отстойный запах дыма и беру с себя обещание больше никогда не курить.
— Нет. Мне комфортно. Настолько комфортно, что я не хочу тебя куда-то отпускать. Мне безумно хочется разговаривать с тобой ночами, смотря на звездное небо; хочется вдыхать запах свежего, молодого тела; пить чай на террасе, гулять в парках, ночевать в палатках, забираться на самые высокие постройки мира, читать стихи на закате; втрахивать тебя не только в эту, но и во многие другие кровати на свете; кусать губы и постоянно, без устали повторять, что ты — единственная причина, по которой я ещё не ушёл кормить рыб на дно Темзы.
Я молчала.
Холланд не выдержал долгой паузы, поэтому бесцеремонно поднял меня на руки и впился в вишнево-красные губы поцелуем. Спустя мгновение, я разорвала эту связь и глубоко вдохнула. Впервые с нашей последней встречи. Впервые с той самой ночи, когда я бесстыдно стонала под ним и глотала воздух отрывками, когда он позволял это делать. Ещё мгновение и я сама целую его. Пытаюсь максимально насколько это возможно насытиться, но не могу. Он, как магнит, притягивает красотой, ароматом и собственным внутренним сиянием. Разорвать нашу связь было невозможно, теперь уж точно.
Понимала ли я, что сейчас творю глупости? Господи, ну, конечно же, нет. Мне было хорошо. А когда человеку хорошо, то он должен взять максимум от этого момента, потому что возможно, что так уже никогда не будет. Нельзя привязать человека к себе. Нельзя, но я пытаюсь. Отчаянно пытаюсь забрать его всего для себя. Закрыть от мира, чтобы этим миром стать для него. Знаю ли я, что, возможно, ничего не получится и нам придётся расстаться? Конечно же, да. Ну, а если нет? Будет ли всё хорошо? Да, будет, потому что я в это верю.
С того самого момента я поняла окончательно, что не хочу обременять себя отношениями с мужем. Это бессмысленно. Даже если во мне живет его ребёнок, я не могу позволить себе быть несчастной. Эгоистично? Да, вполне. Но какой толк будет от того, что вместе с этим чудом, которое, возможно, внутри меня, все будет обречено на провал.
Я слишком долго была одна. Даже когда я вышла замуж, чувство одиночество не покидало ни на минуту. Этот бездушный секс, в котором Леон пытался быть хоть немного страстным, ни на секунду не походил на то самое, что было несколько лет назад в Лондоне после крупной ссоры.
Пару дней я ещё провела в городе, чтобы всё-таки уладить все дела по переезду фрау Эргард и её мужа. Они были бесконечно рады, я тоже. Не только потому, что закончила с их делом, а ещё по огромному списку причин, начиная от плавно протекающей реабилитации Тома, заканчивая своим скорым увольнением.
Да, я всё ещё смелая. И мне всё ещё нечего терять, кроме мамы и моего малыша Томми, который сейчас с братом и мамой пересаживает цветы в саду.
Надо было срочно вернуться в Германию, а до этого — обязательно рассказать всё Тому. Не знаю, как он отреагирует, даже загадывать не хочу. Надеюсь, что он просто примет мой выбор как данность, как череду решений взрослого человека, хоть в душе я всё ещё та маленькая девчонка из Москвы, которой даже после всего происшедшего хотелось до конца отдать свою душу этому дьяволёнку.
Вечером, после тихого семейного ужина, мы поговорили наедине. Я решила, что всей семье об этом знать не обязательно, а если понадобится, то когда-нибудь расскажем. Его реакция немного удивила:
— Я настолько завидный любовник? — он рассмеялся.
— Том, ну, прекрати. Я же люблю тебя и очень хочу, чтобы ты крайне серьёзно отнёсся к этому. Мне не хотелось скрывать от себя весь этот балаган вечно, ссылаясь на тупые звонки по работе. Но ты…