Сияние

Ho oднажды - и это случилось в любимом мною давно и горячо Кировске, в окружении мрачных и ласковых одновременно Хибин, - Ее бригада пригласила меня поужинать с ними. Они купили какую-то вкусную рыбу, кажется, палтуса, и захотели меня угостить. То ли душа моя размягчилась здесь, в этом дорогом для меня месте, где, можно сказать, прошла вся моя студенческая юность, то ли еще что-то неведомое повлияло на меня, но я согласился. А теперь-то ясно вижу - хотел, хотел, страстно хотел быть ближе к Ней, видеть Ее рядом, брать хлеб из Ее рук, просить Еe налить мне чашку чая. Так все и было в тот вечер, и стал я похож на старую, пуганую сто раз птицу, которая уже устала бояться людей и, махнув на все, презрев все возможные последствия, стала вдруг брать пищу прямо из рук человеческих. Я сидел зa столом, видел перед собой Ee в легком простом платье, а в душе моей раздавался грохот - рушилась плотина, столь тщательно воздвигнутая мной. И время понеслось со скоростью света. Душа моя раскрылась, стала совершенно беззащитной. Я совсем забыл кто я, где и как мне следует себя вести, - Видел только Ее одну во всем пестром, не менее прекрасном окружении, - словом, "затоковал". Помнишь, было у нас такое выражение. Я действительно был, вероятно, со стороны похож на старого глухаря, которому давно пора помереть естественной смертью, а он туда же - выскочил ранним утром на поляну и бормочет, бормочет свою песню среди насмешливой толпы своих сородичей... К чести своей скажу, что хоть на работе это не сказалось. Я словно и тут окрылился и делал вce на взлете. Но причина здесь та же - все, что я говорил, казалось бы, для всех, было обращено к Ней, к Ней, к Ней... "Свет сошелся клином", и меня понесло, понесло, понесло, как малую щепку к водопаду...

А водопад все приближался... Заканчивалась практика, и я гнал от себя мысли об этом - хотелось, чтобы этот сон, это опьянение длилось вечно и вознаградило меня за все, что было прежде дурного в моей жизни, вернее за то, чего в ней не было.

Дома я какое-то время был опустошенным. Ничего не хотелось, мысли текли вяло и безразлично. Я целыми днями лежал на своей рыжей тахте и смотрел через окно в небо. Что ни говори теперь, вижу - в нашем возрасте такое напряжение духа не проходит бесследно. Так продолжалось недели две или три, а потом я написал Ей. И началось, началось все снова - Она мне {отвeтила}. Началась переписка. Она была неосторожна, или Ей было в диковинку такое - вдруг взять и ответить незнакомому, в сущности, человеку. Но в письмах Ее мне начало чудиться движение навстречу, - слабое, еле слышное и еле зримое, но навстречу... И я погиб вторично и теперь уже окончательно - написал и послал Eй стихи, где каждое слово дышало Ею, молило о любви... Так прошел целый год в переписке. Было все: и краткие размолвки, и примирения, но все это приглушенно все-таки и сдержанно. Но свет от Нее шел иногда со вспышками, как слово "дорогой", обращенное ко мне в одной поздравительной открытке. То был взрыв, разбросавший по сторонам мнительность, сомнения, неверие. И я стал ждать, ждать Ее приезда - хотел теперь большего видеть Ее, говорить с Ней наедине, чтобы Она все сказала мне и о себе, и обо мне... Ты - я уже чувствую - усмехаешься: знаем мы эти разговоры по душам, когда за ним стоит одно-единственное желание - затащить предмет, излучающий сияние, в постель... Поверь мне, это гораздо сложнее, не так примитивно, а совсем по-иному. Разве страсть к любимой не затрагивает лучших струн души нашей, не преображает нас?

Я не буду тебе подробно говорить, как я сумел в казенном доме, находясь все время на виду, пригласить Ее к себе, как я осмелился это сделать. Скажу только, что это было мучительно. Но еще мучительнее было потом ожидать Ее. Я назначил Ей двa срока вечером и утром. Сразу после приглашения поехал домой и стал Ее ждать. Вначале меня охватил страх за содеянное. Я сам себе казался чудовищем, не подумавшим о Ней, о том, каково Ей принимать или не принимать это приглашение. Ведь сейчас, увы, почти всегда такое приглашение означает лишь одно, и Она могла оскорбиться. Так прождал я до глубокой ночи. Вечером Она не пришла. Оставалась теперь надежда на утро. Встал я рано, выпил кофе и стал опять ждать. Прошло уже много времени - часа два как Она могла приехать, и мне стало вдруг страшно, что Она не приедет. Душа опустела, стало тихо, пасмурно, безнадежно... Я даже подумал - а может быть, все и к лучшему, но тут раздался звонок. Он был нервным, чувствовалось, что звонит человек, сдерживающий свое волнение. Впрочем, согласитесь, в любом кругу это выглядит предосудительно - женщина идет на уединенное свидание к пожилому женатому мужчине в его пустую квартиру, да еще к своему преподавателю...