Сияние

прошла большая трагедия. Дэнни позволил своему сознанию поплыть на поиски папы и обнаружил, что тот стоит где-то внизу. В вестибюле. Дэнни чуть поднажал, пробуя забраться в мысли отца. Нехорошо. Потому что папа думал о Плохом Поступке. Он думал, как

(кстати пришелся бы стаканчик-другой… наплевать… где-то на свете над нок-реей встало солнце помнишь как мы говорили, Эл? джин с тоником, бурбон с капелькой горького шотландское с содовой ром с кока-колой… тру-ля-ля и тра-ля-ля… для меня и для тебя… где-то на свете приземлились марсиане… в Принстоне или Хьюстоне или Стокли или Кармайкле… в каком-то поганом городишке… в конце концов самый сезон и все мы не)

(УБИРАЙСЯ ИЗ ЕГО МЫСЛЕЙ, МАЛЕНЬКИЙ УБЛЮДОК!)

От этого мысленного голоса Дэнни в ужасе и отвращении подался назад, глаза широко раскрылись, руки вцепились в стеганое покрывало. Это не был голос его отца, просто искусное подражание. Знакомый ему голос. Хриплый, грубый и все-таки таящий в себе какое-то бессмысленное веселье.

Значит, так скоро?

Дэнни откинул одеяло и мигом спустил ноги на пол. Пинком выбросил из-под кровати тапочки и обулся. Он подошел к двери, открыл ее, заспешил по коридору — ноги в тапочках шелестели по ворсу ковровой дорожки… Мальчик свернул за угол…

На полдороге к лестнице, преграждая Дэнни путь, стоял на четвереньках какой-то мужчина.

Дэнни замер.

Мужчина поднял на него крошечные красные глазки. На нем был серебристый, расшитый блестками маскарадный костюм. Костюм собаки, понял Дэнни. Крестец этого странного создания заканчивался длинным пушистым хвостом с кисточкой на конце. Вдоль спины до шеи шла «молния». Слева от мужчины лежала не то волчья, не то собачья голова: пустые глазницы, раскрытая в бессмысленном оскале пасть. Между клыками, сделанными, похоже, из папье-маше, виднелось сине-черное плетение ковра.

Рот, подбородок и щеки мужчины были измазаны кровью.

Он зарычал на Дэнни. Несмотря на усмешку, рычал он по-настоящему. Рычание рождалось в глубине горла — звук незамысловатый, бросающий в дрожь. Потом этот человек залаял. Зубы тоже были окрашены в красное. Он пополз к Дэнни, волоча за собой бескостный хвост. Забытая маска лежала на ковре, бессмысленно уставившись куда-то за плечо Дэнни.

— Пропустите, — сказал Дэнни.

— Сейчас я тебя съем, малыш, — ответил человек-собака, и вдруг из ухмыляющегося рта вырвался целый залп лая. Свирепого по-настоящему, хотя понятно было, что это — подражание. Костюм был тесным, и темные волосы мужчины слиплись от пота. Он выдыхал смесь паров виски и шампанского.

Дэнни дрогнул, но не побежал.

— Пропустите.

— Только через мой труп-труп-труп, — отозвался человек-собака. Маленькие красные глазки внимательно глядели в лицо Дэнни. С губ не сходила ухмылка. — Я тебя съем, малыш. И думаю начать с твоего маленького пухленького члена.

Ворча, он кокетливо поскакал вперед маленькими прыжками.

У Дэнни сдали нервы. Оглядываясь через плечо, он помчался обратно в короткий коридорчик, который вел к их комнатам. Вслед полетел смешанный с лаем и рыканьем вой, его прерывали невнятное бормотание и смешки.

Дэнни, дрожа, стоял в коридоре.

— Поддай жару! — орал из-за угла пьяный человек-собака. — Поддай жару, Гарри, сукин ты ублюдок! Наплевать мне, сколько у тебя казино, авиалиний и кинокомпаний! Знаю, знаю, что тебе нравится в уединении собственного дома! Поддай жару! Будуфффу-у… и буду пффф… пока Гораса Дервента к чертям собачьим не сдууууует! — Тирада завершилась долгим, бросающим в дрожь воем, который, прежде чем замереть вдали, словно бы перешел в боль и ярость.

Предчувствуя дурное, Дэнни развернулся и спокойно пошел в конец коридора, к закрытой двери спальни. Открыв ее, он просунул голову внутрь. Мама спала в той же самой позе. Никто ничего не слышал, только он.

Мальчик тихонько притворил дверь и пошел обратно к пересечению их коридора с основным, надеясь, что человек-собака исчез, как кровь со стен президентского люкса. Он осторожно выглянул из-за угла.

Человек в костюме собаки все еще был там. Он снова надел маску и сейчас скакал на четвереньках возле лестницы, гоняясь за собственным хвостом. Иногда он спрыгивал с ковра и падал, рыча по-собачьи.

Из оскаленной пасти маски вылетали глухие звуки и среди прочих такие, которые могли быть всхлипами или смешком.