Сияние

– Эту болезнь сложно определить, она проявляется, только когда поражает не менее четырех органов. Помимо сильной головной боли, основные симптомы – кожный зуд, осложнение на почки, артрит и чувствительность к свету.

Она улыбнулась, и я никогда не видел человека, который выглядел бы так спокойно.

– А кроме того, ложноположительный анализ на сифилис подтверждает мои подозрения.

Ицуми стояла и сосредоточенно слушала. Она казалась озадаченной и вдруг неожиданно спросила, точно на мгновение очнулась:

– Я поправлюсь?

– Нет.

– Значит, я умру?

Мы брели вдоль бамбуковой рощи ботанического сада. Ицуми в обычных тапочках, на плече – сумка с деревянными ромбами. Осторожно касаясь рукой листьев, чешуек коры, словно пытаясь слиться со стволом, Ицуми то исчезала, то снова возникала рядом со мной. Порой она оборачивалась, чтобы подождать меня, а потом как будто забывала, что я рядом. Ее кидало из стороны в сторону. Сначала все было хорошо, но потом она вдруг обрушивалась в пропасть. Столетний бамбук возвышался над нами, в его зарослях Ицуми поначалу казалась крошечной, но вдруг вырастала и словно становилась выше. Она гордо вздымала голову и казалась безмолвным и печальным гигантским стволом. Я шел с трудом и выбился из сил, а стволы бамбука становились все чаще и жестче. Высоченные сменялись низенькими и робкими, гибкими, но такими же острыми. Мне вдруг показалось, что я нахожусь посреди зарослей деревянных копий, что я животное, загнанное в ловушку. Ицуми не было видно. Я принялся звать ее, но она не отвечала. Я запаниковал. Мне стало страшно, что я больше ее не увижу. Она так и будет бродить меж шелушащихся стволов, скрестив руки и легонько касаясь пальцами тоненьких листьев, останется пленницей раскачивающегося на ветру лабиринта. Мне показалось, что я уже слышу, как ее душа звенит, отлетая куда-то далеко. Я перестал понимать, как мне выбраться из этого леса. И вдруг увидел скамейку и сидящую Ицуми.

– Ши, – сказала она.

– Что?

– Доктор сказала, что эта болезнь выявляется только по четырем критериям, по-японски «четыре» – «ши».

– Ну и что?

– Просто плохое слово. Ши – это смерть. Четыре – знак смерти. Эти слова произносятся одинаково.

С дерева упал лист и приземлился на моей голове.

– Это добрый знак?

– Да, он означает, что ты не будешь долго страдать.

С того вечера прошло ровно три года. Доктор Кхандра Нирал стала богиней Кали нашего дома. Мы поклонялись ей, переполненные трепетом и надеждой. Когда ее смена в больнице заканчивалась, она приезжала к нам, доставала из сумочки инструменты и лекарства, которые удалось купить через знакомых. Лечение стоило больших денег, а наших средств хватало только на то, чтобы оплачивать колледж для Ленни. Все остальное расплывалось перед глазами, точно в мутном свете тусклых уличных фонарей.

Время душило нас в волчьих объятиях. Я стал специалистом по этой редкой болезни. Мой книжный шкаф был набит книгами, брошюрами и медицинскими журналами, я читал научные статьи и даже купил огромный фармацевтический словарь. Когда у меня выдавалась свободная минутка, я пытался узнать что-то новое: у меня появилась возможность стать ближе к Ицуми, а заодно и бежать от реальности. Я прятался в кровоточащую раковину, чтобы забыть о собственных ранах.

Ицуми стала принимать адренокортикостероиды, и это помогло: красные пятна почти исчезли, она снова жила полной жизнью. Часто она не уделяла должного внимания своему здоровью, перенапрягалась, забывала выпить лекарства.

Можно сказать, нам повезло. Болезнь, точно волчица в холодную зиму, отступила и впала в спячку. Потекла прежняя спокойная жизнь, мы стали ближе, чем прежде.

Но предвидеть обострений мы не могли. Иногда Ицуми просыпалась посреди ночи и ее била дрожь. Оголодавшая волчица снова спускалась в долину. А я стоял с топором наготове. Пришлось опять прибегнуть к химиотерапии. Ицуми менялась на глазах. Она нервно бродила по дому, втягивала живот и сжимала ослабшие пальцы. Волчица поселилась у нее внутри, она выла и потихоньку терзала ее плоть. Ицуми гордо не сдавалась. Ее тело старалось соответствовать сильному и благородному духу.

Как оказалось, солнце – наш враг. Для волчицы оно было верным сообщником. Даже в дождливые дни Ицуми надевала широкую шляпу: боялась, что на нее попадет даже маленький солнечный лучик.

А потом наступала короткая передышка. Лицо Кхандры Нирал изумленно вытягивалось, она больше не появлялась каждое утро, чтобы поставить капельницу. Ицуми надевала плащ и терялась в уличной сутолоке.