Сияние

Как Эм-Эм всегда говорила, цифры не сходятся. Солнце может взойти утром синим, как Нептун, тающий лёд может превратиться в пламя, я могу стать чемпионкой мира по прыжкам в длину, но Таддеус Иригарей не целовал Пенелопу Эдисон. Этого не было. Меня хватает на обе стороны, но Тад был по-настоящему голубым. Я хотела об этом сказать, но не смогла. Не в той комнате. Не со всеми этими людьми, которым Таддеус не доверял достаточно, чтобы рассказать им правду при жизни. Не при Элджерноне-Бэ-Болване, который в уме уже писал колонку на следующую неделю. Даже трупу можно испортить жизнь. А репутацию трупа нельзя исправить. Так что я набрала в рот воды. Прости меня, Боже. Я не допущу, чтобы Таддеус вошёл в историю как просто ещё один мёртвый извращенец. Потому что так мы все кончаем, разумеется. Нет. Я позволю, чтобы его сердце превратилось в чью-то поучительную историю.

Или, может быть, я просто испугалась. Фредди, Перси, их всех. Я не справилась с собой. Я подумала: «Перси, малыш, ты хочешь всё отмотать назад и снять заново, чтобы запечатлеть пулю под лучшим углом? Убедиться, что тени правильно упадут на глаза Таддеуса в тот момент, когда свет в них погаснет? Или ты мог бросить ему в лицо реплику получше? Или Пенни, или Фреду? И с чего бы тебе лгать ради них? С чего беспокоиться? Ты же на самом деле с Пенни не знаком. С Фредом вы общались с детства, да… но братские связи никогда не распространяются на жён. Так чем же Тад тебя обидел, Перси? Как он на самом деле заслужил эту пулю? Почему всё это происходит?»

– Чей это был пистолет? – спросила я.

– Что?

– Чей пистолет? Кто притащил оружие на вечеринку?

– Я, – признался Перси. «Ох, Перси, нет…» – Я показывал его Фреду. Хвастался, видимо. Мне не улыбается угодить в погреб «Плантагенет», Мэри. Я защищаю себя. У Мод пистолет в набедренной кобуре. Спроси её. Это не так уж и странно.

Потом Персиваль Анк сказал нам, что будет дальше. Это было его лучшее режиссёрское достижение, которое видели только тринадцать человек. У Таддеуса был сердечный приступ. Корабельному врачу можно заплатить; да и вообще, он едва закончил медицинскую школу. Мы всё вычистим, все мы вместе, и Таддеуса кремируют раньше, чем кто-то отличит белое от чёрного. У каждого из нас есть причина хранить эту тайну. Потому что мы соучастники, потому что мы хотим, чтобы наш безвкусный журнальчик распространялся по всей Солнечной системе, потому что мы не хотим остаться без гроша после развода, потому что нам нужна роль, потому что наплевать, потому что мы любили Таддеуса Иригарея и не хотим, чтобы его запомнили как разлучника или чего похуже, потому что мы сможем вечно жить за счёт тех услуг, которые Анк и Эдисон будут нам оказывать.

А что же я? Буду ли я молчать? Я сказала, что да. Я пообещала. Щёки мои зарделись, когда я это пообещала. Я взяла свои серебреники – любая роль по моему желанию, и режиссёрское кресло в придачу. Впрочем, по правде говоря, я думаю, что мне, наверное, пришло время уйти на покой.

Не хочу писать о том, как оттирала эбеновый пол от крови металлической щёткой. Или как сожгла свои бизоньи меха в котельной. Но я вот что хочу записать: пока мы приводили Тада в порядок, я разжала его пальцы и вытащила из месива спёкшейся крови скомканный клочок бумаги. Я не стала его разглядывать, пока не добралась до своей каюты.

Это фотография. Маленькой девочки.

Все дети смахивают друг на друга, и пусть я не уверена, но мне кажется, что она до жути похожа на Северин.

Канзас

Расшифровка отчётного интервью Эразмо Сент-Джона, состоявшегося в 1946 г.; собственность «Оксблад Филмз», все права защищены. Для просмотра требуется разрешение службы безопасности.

ЦИТЕРА БРАСС: Сессия третья, день второй. Арло Ковингтон, сертифицированный бухгалтер, представитель «Оксблад», приказал вашей съёмочной группе покинуть Адонис. Почему вы его не послушались?

ЭРАЗМО: Мы послушались. Мы просто… отвлеклись. Послушайте, я знаю, вы считаете нас оравой бесполезных тунеядцев из театрального кружка, но мы, все до единого, профессионалы. Мы очень быстро разобрались в ситуации. Доктор Нантакарн подготовила мобильную реанимационную палату ещё до того, как мы начали запланированные погружения. Ретта изолировала Анхиса и надела на него перчатки, чтобы он больше никого не смог заразить. Она занялась Мари, вырезала ту штуку из её ладони и забинтовала ещё до того, как Конрад и Франко убрали наш завтрак. Дала ей морфий от боли. Мари отключилась. Она спала в медицинской палатке, пока мы обсуждали, как быть с Горацием.