Сияние

Ранее в «Сколько миль до Вавилона?»: наша героиня, Веспертина Гиперия, наконец-то сочеталась браком с возлюбленным Тибальтом в Чертогах Гипериона, ранее именовавшихся Зловещим Сералем доктора Груэла. Подружки невесты: два милых мальцовых кита. Букет невесты: звёзды.

ВЕСПЕРТИНА: О Тибальт, судьба моя, о которой я так долго мечтала, испытаю ли я когда-нибудь счастье более сильное, чем сейчас, в твоих объятиях, когда вся Венера в безопасности и покое, и дитя наше спит здоровым сном в моём чреве?

ТИБАЛЬТ: Знаю, что я не испытаю, судьбоносный мой фавн.

ВЕСПЕРТИНА: Но наше приключение не закончилось, верно? Ещё можно совершить много деяний и на многое осмелиться! Фонтан Памяти, Крепость Сорока Тысяч Желаний, Лагуна Драгуна! Вместе мы приведём каждое из этих мест в тёплые объятия Короны!

ТИБАЛЬТ: Ничто нас не остановит, даже смерть. Это наш дом навеки!

ВЕСПЕРТИНА: Сегодня ночью я усну в твоих объятиях, о чём мечтала столько лет. Ночной ветер залетит в наши окна и прошепчет сладостные обещания завтрашнего дня. Я усну, и мне приснится мир, который мы сотворили, когда наши взгляды впервые встретились, а руки впервые соприкоснулись. Прощай, Горе! Веспертина больше не твоя невеста!

« Тёмно-синий дьявол» «Человек в малахитовой маске» «Сон Мальцового Доктора» «И коль она не умерла, как прежде там живёт»: Дело о рассказчице, которая опять вернулась

Широкий угол. Установочный кадр. Медленный зум.

«Вальдорф – Белый Пион» сияет, как украшенный свечами торт. Ужин ждёт под серебряными куполами; всё готово, осталось лишь подать. Корзиночка с мятными конфетами загружена в кухонный подъёмник, её содержимое готово поцеловать каждую подушку аккуратной зелёной фольгой. Потолок разрисован, словно в странной часовне, и изображена на нём Венера, примиряющая троянцев с греками. Армии окружили болотце. Богиня баюкает одной рукой покрытое синяками тело Париса, другой взывает о мире. Из раны у неё над сердцем течёт кровь, пропитавшая волосы. Это известная картина, хотя никто из ныне пользующихся благами отельного холла не смотрит вверх.

Длинный кадр охватывает лабиринты розово-кобальтового узора на роскошном ковре, блестящий рояль, вазы с пышными букетами цветов варуна и гардений, которые на самом деле не гардении. Шумная группа чужаков устроила настоящий переполох в Миртовом холле. Что за невоспитанность! Даже прохожие на утопающей в сумерках улице слышат этот шум и гам.

– Съели нас?! – кричит Арло Ковингтон, сертифицированный бухгалтер. Он бьёт кулаком по шлему водолазного костюма. Пейто и Эрзули Кефус испуганно отодвигаются; они помнят внезапный глухой удар, с которым их настигла смерть, и по-прежнему не выносят громких звуков. – Съели нас?!!

Каллиопа Беззаботный Кит держится молодцом. От подавленного возмущения и замешательства её нарисованный силуэт меняет цвет с бирюзового на чёрный, а потом – ультрамариновый.

– Прошу прощения, а как бы вы поступили, если бы жареный цыплёнок влетел в окно кухни, улёгся на тарелку и сам себя разрезал вашими ножом и вилкой? Осмелюсь предположить, сэр, вы бы не устояли. – Она по-мультяшому краснеет, на китовых щеках опять появляются два пурпурных кружочка. – Вы вошли прямиком в меня, мистер Ковингтон. Что я, по-вашему, должна была делать?

Персиваль Анк гладит чёрные волосы дочери. Её киношная кожа мерцает и пропускает кадры. Они не стояли так близко друг к другу уже очень давно. Северин поджимает губы. Она с трудом может смотреть на съёмочную группу, которую потеряла. Она знает, что к чему, но её ещё не попросили признать это по-настоящему.

– А как же я? – Гораций Сент-Джон с огромным трудом встаёт, опираясь на изукрашенную драгоценными камнями трость. Его сломанные, перевязанные лентами ноги подгибаются. – Я не мог спать. Повинен в великом грехе бессонницы. Мой непростительный поступок состоит в том, что я вышел наружу, чтобы отлить, а не стал делать это в своей палатке.

Эразмо Сент-Джон кладёт широкую ладонь на спину кузена. Спина холодная; Эразмо это не беспокоит.

Каллиопа опускает голову.

– Ты был случайностью. Мы извиняемся – это всего лишь наше седьмое извинение за всю историю.

– О, перед Горацием извиняемся, а остальным – хренушки, вот как? – кричит Марианна Альфрик, и с её кожи слущиваются хлопья плесени, плавно летят во все стороны.

– Но что же со мной произошло? – молит Гораций. Его голос понижается до шёпота. – Я не помню, как умер.

– Что ты помнишь? – спрашивает Анхис.