Я собирала свои орешки, как прилежная белка, снимаясь в рекламе и время от времени танцуя шимми на какой-нибудь отвратительной сцене. Да будет вам известно, что я стала лицом дезинфицирующего средства «Премиум от доктора Годдарда» и рафинированного сахара марки «Маленький бриллиант» – и всё на протяжении двух недель! В эти же самые две недели я по вечерам играла в театре «Синий слон» Ариэль – в той постановке «Бури» на сцену выходили только женщины и, в основном, обнажённые. Просто кошмар, до какой степени блёстки прилипали к соскам. Они были зелёными ещё месяц после того, как копы прикрыли нас по обвинению в непристойности. «Ну и ладно», – сказала я в тот раз и говорю сейчас. Я слишком много пила и слишком мало ела, со мною приключилась маленькая неприятность из-за помощника режиссёра, и с этим пришлось разбираться; что-то я втягивала носом, а что-то – через трубку, но что уж говорить о былом. Я готовилась к лучшей роли. Пыталась заполучить лакомый кусочек. Очень пыталась. Посещала прослушивания, которые устраивали мистер Уайльд и мистер Ибсен – хвост очереди из претенденток на то, чтобы покашлять за сценой в постановке Чехова, уходил за угол квартала. Но бесстыдная правда такова, что из всего, чем ты обладаешь, самый большой заработок приносят сиськи, и только после того, как я некоторое время проработала полуобнажённой вакханкой (мне доставалась голова Пенфея три ночи из пяти – или четыре, если у Сюзанны в том месяце появлялся дружок), удалось урвать куш.
Я присоединилась к толпам в Кенсингтонских садах. Прошла мимо статуи Питера Пэна и протянула руку, чтобы коснуться его, как делали тысячи. Полагаю, уже миллионы. Его поставили всего год назад, но ступня почти стёрлась. От второй звезды направо,[33] мальчик мой. О’кей. Саквояжи, тёплые шмотки; послеполуденное солнце, похожее на тошнотворную овсяную кашу, пялится сквозь кроны лип. Пушка возвышалась надо мной. Не издав ни звука, я вошла внутрь, чувствуя себя маленьким ребёнком, который смотрит на громадного отца и не понимает, хвалить его сейчас будут или отчитывать. Корабль, на борт которого я взошла, назывался «Безверхие башни Илиона», и это заставило меня ухмыльнуться [34]. Я огляделась по сторонам и увидела целое море флэпперов – девушек с обесцвеченными волосами, в танцевальных туфельках, с губами карминового цвета. Мы все заявились сюда ради целого дня полёта в тесном корабле со множеством мужчин, каждый из которых был рад сообщить: детка, я режиссёр, садись-ка рядом. Это было похоже на прослушивание. Прослушивание, которое смотрел целый мир, желая увидеть, примет ли нас Луна или, сделав круг, вышвырнет как статистов после съёмок в массовке и «главной роли» на отельной кровати, где продюсер в цилиндре проверяет актёрские способности с помощью своего члена.
О, безграничная вселенная нуждается в нас, великих и малых, чтобы мы заполнили её и привели в порядок, чтобы она созрела, сделалась полной и кишащей жизнью. Не бывает неважных историй, есть лишь короткие. Но Луна… на Луне делают кино. И ещё Луна – бессердечная сука. Ей нужны только немногие. И даже ещё меньше. Она сидит себе в вышине, вся такая величественная и могущественная, в режиссёрском кресле из звёздного света, и помечает слабых «птичкой» на планшете, залитом слезами инженю. Луне наплевать на наши милые маленькие неприятности. Она вчера сожрала за обедом тысячу девчонок, а через час снова проголодалась. Она и глядит-то на нас лишь изредка.
Но я гляжу только на неё.
И вот я здесь. У меня есть комната – не в «Савое», боже мой, и думать забудьте! Меня поселили на окраине Города Кузнечика, на Эндимион-роуд, в «Доходном доме принцессы Элис», на третьем – верхнем – этаже. Пять девушек в одной комнате. И наш совокупный гардероб в роли шестого жильца, потому что все мы зарабатываем на жизнь перед камерой и на сцене. Наряд королевы-девственницы, принадлежащий Каллисте, занимает весь дальний угол, а наши кошки живут под её юбкой. Но я берегу свои считаные шиллинги для завтраков в «Савое», чтобы чувствовать себя… значимой. Чтобы внушить себе, будто я чего-то стою и меня что-то ждёт. Чтобы читать слухи, которые поставляет Элджернон Б., и, быть может, краем глаза подсмотреть, как старина Вадси Шевченко приласкает какого-нибудь помощника реквизитора. Чтобы Сорен Блом меня нашёл, если будет прочёсывать кафе в поисках ионийской герцогини, которая совершенно случайно должна выглядеть прям как я, или если придёт лихой красавец Персиваль Анк, высматривая новую героиню, которую можно зашвырнуть туда, где кишмя кишат призраки. Чтобы я могла глядеть на полушарие летней Земли, утопающее в пене Моря Облаков, и на уличные фонари леденцового цвета, чей свет длинной и яркой волной захлёстывает мой город.