Сияние

В те дни казалось очень важным скрывать тот факт, что жизнь на Луне сделала нас всех синими, как желейные конфеты. Кто захочет смотреть кино, в котором ни один персонаж не похож на человека? Так что в те далекие дни все гримировались, как клоуны, чтобы жители Земли спали спокойно, думая, будто за её пределами все в точности такое же, как дома. Ничего там странного нет, милые мои, допивайте чай! Но Перси пошёл дальше. Он только этим и занимается всегда: идёт на шаг впереди, добавляя нелепости, добавляя сложности, добавляя абсурда. И потому Закон «Вираго» был простым: никакого цвета.

Цвета на чёрно-белой плёнке выглядят странно. Никогда нельзя быть уверенным в том, какой окажется «пурпурная суета» в отснятом материале кинофильма. Так что «Вираго» жила в чёрно-белом цвете. А также сером, серебристом, гагатовом и углисто-чёрном. Грим никогда не снимали. Только к четырём годам алый перестал вызывать у меня самый натуральный паралич. Я от ужаса застывала как столб. Красный цвет увидел меня! Он может схватить меня! Конечно, я видела себя без грима утром и вечером, но это не помогало. Я думала, что кроме меня в мире нет других синих девочек, и потому необходимо скрывать этот позор. Если бы я открыла рот, все бы поняли, что красный уже внутри меня. Я была наивнимательнейшей девочкой в «Вираго». Никто бы не догадался о моей тайне.

Я никогда не видела ту записку. Это и впрямь кажется мне странным. Из всех артефактов моей жизни записка, безусловно, самая важная. Полагаю, в ней разглашалась какая-нибудь довольно безвкусная история о том, как мой отец воспользовался некоей дурочкой-актрисой в бедственном положении, и не мог бы он оказать любезность и разобраться с последствиями; спасибо, всех благ, искренне твоя. Возможно, записка содержала какое-нибудь подходящее доказательство моего происхождения, как будто моё лицо — уже тогда почти точная копия удлинённой, волчьей, распутной физиономии Перси — не было лучше любого свидетельства о рождении. Может, какая-нибудь маленькая постельная шуточка, известная только им. Может, имя, которое моей отец проигнорировал.

Я бы хотела увидеть почерк матери. Мне бы очень этого хотелось.

Меня нашла Винче. Винче принесла меня в дом из темноты и сырости. Винченца Мако, которая так и не переспала с моим отцом, но обогнала всех женщин, которые переспали, на много миль: она написала сценарии для его фильмов, всех до единого. Какой смысл с кем-то трахаться, если вы уже настолько близки? Это… избыточно. Винче занесла меня в дом, поцеловала в лоб, прочитала записку и приняла решение ещё до того, как Перси спустился по лестнице. Она расстегнула платье и при-ложила меня к своей горячей, разукрашенной гримом коже, чтобы изгнать холод. Я дрожала не переставая, но не плакала.

[Фоном к рассказу идёт съёмка обнаружения СЕВЕРИН на студии «Вираго».]

И Персиваль Анк, не в силах перестать быть Персивалем Анком хоть на миг, заставил её всё повторить. Чтобы снять. Если некое событие не запечатлели на плёнке — значит, оно не случилось. Неважно, что ещё происходит — ад и второе пришествие, динозавры и кометы — снимай. Он вынудил бедную Винче вынести меня обратно в вопящую бурю и клубящиеся тучи и «забудь про дождь и молнии, просто оставь её там, пока я не достану Клару и не случится по крайней мере одной хорошей вспышки у нас над головами. Да, отлично. Закрой дверь. Звук дверного звонка добавим позже».

Всё повторилось. На этот раз Перси открыл дверь и обнаружил брошенную на пороге сиротку-дочь, о существовании которой не знал. [ПЕРСИВАЛЬ прижимает руку ко рту. Его глаза наполняются слезами.] Перси посмотрел в большой чёрный глаз Клары с изысканным выражением, передававшим одновременно потрясение, изумление, страх и осторожную, недоверчивую радость. Перси взял на руки дрожащий чёрно-белый свёрток так, что стало понятно — в нём проснулся отцовский защитный инстинкт. [ПЕРСИВАЛЬ убирает непослушный локон чёрных волос со лба дочери.] Затем Перси, чья байроническая, стигийская шевелюра прилипла ко лбу из-за потопа, в последний раз выглянул на улицу, подставив лицо ветру, словно говоря: «Господи ты боже, этот мир полон невероятной магии», прежде чем закрыть дверь в большой особняк и отпереть дверь в новую жизнь. [На лице ПЕРСИВАЛЯ АНКА медленно расцветает ужасно хрупкая улыбка. Он качает головой. Хлещет дождь. Он закрывает тяжёлую дверь, отсекая бурю, и заносит невинное дитя в дом.]

Вот эту версию я и видела. Я её просматривала снова и снова. Она красивая. Она правильная. Она полна надежды на будущее. Она безупречна. Она нагло врёт.