Сияние

И правда, что его держит? В жизни высшего давно нет света. Ироторид погряз в долгах, застряв на нелюбимой работе, ранняя высокооплачиваемость которой вдруг одномоментно растворилась в прошлом. Ироторид каждый раз зло усмехался, вспоминая, как сознательно стремился к ней всю жизнь, как с детства старался овладеть всеми навыками и знаниями, добиться химико-энергетического профиля, чтобы подходить по всем параметрам. Чтобы получить заветное рабочее место и обеспечить собственную выживаемость навсегда. Его родителей убили по никому неизвестным политическим причинам, и в четырнадцать Ироторид перешел в другую семью, которой не хватило душевных ресурсов, чтобы любить его. Они нередко вслух сожалели о том, что взяли парня себе. В особо тяжелые периоды своей жизни они могли ненавидеть. "Разве ты достоин жизни?" – ранящий каждый раз вопрос, на который порой и правда хотелось ответить "нет". Но он не был обижен на это. Он понимал их. Им было тяжело. Работать изо дня в день, совершенствоваться, выживать среди конкуренции. Ведь они – как и он сам – Северные, интеллектуальный ресурс планеты, что на один класс ниже властителей этого мира – Восточных. Северным предоставили более хорошие условия, чем двум низшим классам, Северных наделили правами и свободами, но необходимость выживать, к сожалению, тоже была в комплекте. Поэтому как только Ироторид отправился в мир взрослой жизни, он счел разумной идею того, что теперь должен принявшим мужчину. Пусть и было обидно за то, что эти люди даже не пытались заменить ему родителей, разумом Ироторид понимал, что действительно должен им. Они обеспечивали его все это время, не дали умереть с голоду, в конце концов. И он отдавал часть заработка, он поддерживал общение с ними, которое эмоционально лишь тянуло высшего вниз. Иногда его посещали мысли изменить все кардинально. Это были, скорее, мечты, ведь кем он тогда станет? Поменяв все до основания, он лишится самого себя. Сотрет свою сущность, вычеркнет все годы своего существования. Невообразимо страшно.

– Господин, – знакомый голос снова заставляет медленно поднять утомленные глаза. – Мы откачали его. Сейчас его организм чист от химикатов, он постепенно переходит к восстановлению. Но, вероятнее всего, у него разовьется синдром закрытой коробки.

– Что? – Ироторид непонимающе сдвинул брови к переносице.

Южный едва заметно усмехнулся. Да уж, перед ним не всеразвитый Восточный, а человек пониже. Придется объяснять.

– Этот синдром развивается из-за того, что энергетический центр не может понять, что организм начинает восстанавливаться. Мы лечим его внешними препаратами, и центр как бы не осознает, что нужно продолжать посылать сигналы, он отключается. Для больного это воспринимается так, будто он заперт в коробке – на самом деле, в собственном сознании, которое, образно будет сказано, пытается его убить. Больной может даже открывать глаза, приподниматься, шевелить руками – но реальность для него будет искажена, он будет видеть то, что в коробке. Низшие с этим синдромом считаются мертвыми. Но, если хотите, Вы можете попытаться вытащить его оттуда, заставить вернуться в реальность, и тогда он выживет. Шанс есть в первые пять часов развития синдрома.

Ироторид слушал тяжело, так же тяжело осознавая сказанное. Он понятия не имел, как можно вытащить низшего из этой коробки. И, судя по словам Южного о том, что низших с этим синдромом приписывают к мертвым, никто и не пытался спасти таких.

Ироторид понимает, что сейчас может проронить "я не хочу" и просто уйти, не вступая в борьбу за чужую жизнь, но… Если он привез низшего сюда, если он уже захотел, чтобы тот выжил, разве можно вот так вот бросить все? Воспитанное с детства диковинное великодушие громко протестует, заставляя попытаться сделать хоть что-нибудь.

– Хорошо, я останусь.

– Проходите в отсек номер 919.

Выражение бессилия читается на измученном лице низшего, что неподвижно и почти бездыханно лежит на белой койке. Его никак не шевелящиеся сухие губы чуть приоткрыты, а руки тяжело лежат на животе. Глаза погребены веками, они не собираются открываться. Все тело охвачено немым покоем, и глубоко внутри Ироторида проскальзывает хрупкая надежда на то, что все обойдется и без развития синдрома.

Но ресницы начинают дрожать.

– Где я? – его тихий, хриплый и испуганный голос почему-то отдается внутри белой тоской и жалостью.

– Ты в восстановительном центре, – Ироторид тянется рукой к его бледной щеке, медленно и невесомо проводя пальцами в успокаивающем жесте.

Низший сильно вздрагивает, резко повернув в голову вбок, и высший от неожиданности отдергивает руку, пугаясь своих же действий.

Он только что провел ледяным лезвием черного тесака по пылающей ужасом щеке.

– Скажи мне, ты хочешь жить? – в ушах бьется глухой сдавленный голос, а по коже полосит нож, оставляя тончайшие энергетические линии, плетя блестящие узоры паутины на обнаженном теле.

– Я.. хочу, – сквозь багровую темноту он видит перед собой усмехающееся женское лицо, которое дергает гримаса удивления.