Даже если это так. Боже, все сходится, его мигрени, головные боли. Самые сильные случались через несколько часов после того, как мы уединялись. Я вспомнила, как лежала на кровати в его объятиях, и крепко закрыла глаза от внезапной боли. Я вытерла щеки рукой и попыталась собраться с мыслями.
— Атака на Совет самая важная вещь для всех нас, — сказала я. — Когда мы вернемся домой, я не смогу прикасаться к Алексу. Более того, мне надо будет держаться от него подальше. Если у него начнется мигрень во время атаки... — Я замолчала. Эта мысль была слишком страшной.
Себ молча смотрел на меня.
— А если он попытается наладить отношения с тобой? Что ты ему скажешь?
— Не знаю, — мягко проговорила я. Алекс отказывался даже думать о том, что я вызываю ангельский ожог. Несмотря на то, что происходит с его аурой, вряд ли он бы поверил в это. Когда он проверит ауру и увидит повреждения, то скажет, что это не важно. Что мы не можем точно сказать, что это из—за меня. — Не знаю, — повторила я. Неужели есть только один выход? Мой разум отшатнулся от этой мысли. — Надеюсь... он до сих пор на меня злится, и проблем не будет. Мы можем продолжать избегать друг друга.
А после атаки, если каким—то чудом у нас все получится... Не может быть никакого «после». Я никогда не буду с Алексом. Я только молилась, чтобы повреждения, которые я ему нанесла, со временем затянулись, чтобы они не остались навсегда. Я смотрела на тени, и мне было холодно даже в джинсовой куртке. Какая ирония. Я только что сказала Себу, что мы никогда не будем вместе, но если мы убиваем людей прикосновениями, то можем быть только друг с другом. И ни с кем больше. Несомненно, все закончится тем, что мы будем вместе. Может, через много лет, когда боль немного отступит, но я знала, что никогда не буду испытывать ничего подобного тому, что я испытываю к Алексу. Такого не будет. Никогда в моей жизни.
— Нет, — сказал Себ свирепо.
Я посмотрела на него. Он со злостью наблюдал за мной, постукивая кулаком по бедру.
— Ты права, то, что произошло, было ошибкой, — сказал он. — Если между нами еще раз случится подобное, то не потому, что мы полуангелы. А потому, что ты будешь любить меня так же сильно, как Алекса. Другого я не хочу. Лучше я навсегда останусь для тебя братом.
— Себ... — Я не знала, что сказать. Боже, ко всему прочему я еще и ранила Себа.
Он покачал головой:
— Сейчас не время. Но, Уиллоу, я знаю, как нам было бы вместе. И другого я не хочу.
— Прости. Это была глупая случайная мысль. Ты не должен был этого слышать.
Я не винила Себа за то, что он так чувствовал, но знала, что в таком случае между нами ничего не будет, не в ближайшие десятилетия. Я закрыла глаза руками и вдруг почувствовала усталость, накопившуюся за несколько дней.
— Мы можем просто... не говорить об этом? — спросила я слабым голосом.
Я почувствовала, как он холодно пожимает плечами.
— Если ты хочешь, то мы никогда не будет об этом говорить.
Мы долго молчали. Догорела еще одна свеча. Наступил глубокий мрак, который показался символичным в такой ситуации. Я чувствовала ангела внутри себя. Я возненавидела ее так, что у меня заболел живот. Как я смогу простить себя, что ранила Алекса? Как я смогу жить дальше, зная, что мое прикосновение повредит каждому, к кому я приближусь?
Каждому. С трудом дыша, я села. Нет. Нет.
— Уиллоу? — Себ вскочил, оттолкнувшись от стены. Спальник зашуршал, когда он присел рядом.
— Мама, — прошептала я. — Себ, что, если я все эти годы обжигала ее? — Я закрыла лицо и затряслась. Я вспомнила, как она сидела в кресле, вспомнила ее мечтательную улыбку. Сколько часов я сидела рядом с ней, держала ее за руку и гладила? Каждое воспоминание было как удар в живот. Я не смогу жить с этим. Просто не смогу, если это правда, я не хочу больше жить.
— Стой, querida, стой... — Я почувствовала, что Себ обнимает меня.
После того, что произошло, я не могла прикасаться к Себу. Хотя он был единственным человеком, к которому я могла прикасаться. Я отпрянула.
— Не надо! Я не могу. Я не могу позволить тебе обнимать себя...
— Уиллоу! — Сжимая мое лицо в своих руках, он осторожно заставил меня посмотреть на себя. У него был обезумевший вид. — Послушай меня. Ничего не было. Я по—прежнему твой брат. Пожалуйста, позволь мне помочь.
Я обняла себя, борясь со всем, на что должна была опираться.
— Ничто не поможет, — сказала я безжизненным голосом. — Ничто и никогда.
Я почувствовала нежное сострадание Себа, и что—то внутри меня сдвинулось. Он снова обнял меня, и я расплакалась, прижимаясь к его груди. У меня не было сил сопротивляться. Я больше не хотела этого. Я позволила ему обнимать меня и плакала ему в плечо, пока тени скользили по стенам нашего убежища.
В конце концов я, должно быть, провалилась в сон. Когда я очнулась, мы с Себом лежали рядом. У меня опухли глаза. Слезы не помогли. Мысли бились в голове, вызывая боль. Осталась одна свеча, ее пламя едва слышно потрескивало.