Его пристальный взгляд подавлял и требовал подчинения, но я упрямо смотрела в ледяные глаза кесаря, запоздало осознавая — я бессмертна. Я практически бессмертна. Я…
— Я полагаю, самое время пересмотреть условия нашего соглашения, — спокойно произнесла собственно я же.
И рывком заставила себя сесть. Руки болели, все еще болели, но, если я способна дышать без воздуха, значит и восстанавливаться буду тоже без особого труда.
— С трудом, — как и всегда развеял мои надежды кесарь.
В принципе, начинаю подозревать, что у него такая цель в жизни — убивать все мои надежды на корню!
— Не важно, — я попыталась встать, осознала что с подниманием у меня явные трудности, а потому вновь опустившись на постель, вернулась к поднятой теме: — Никаких больше рун! — выдвинула я первое требование. — Никакого влияния на мои воспоминания! И да — я все еще настаиваю на раздельных апартаментах!
С третьей попытки мне удалось встать. Не то чтобы мое пошатывающееся тело получило какие-либо преимущества от стоячего положения, но моему самоуважению равновесие определенно пошло на пользу.
— Сядь! — холодно приказал кесарь.
И вновь отвернулся к окну.
А я рухнула на постель. Не повинуясь приказу, а потому что стоять более не было никакой возможности в принципе. Болело уже все, не только руки. Болела каждая мышца, скручивались узлом сухожилия, тело словно ломали по кусочкам с особой жестокостью.
Араэден оказался рядом в тот же миг, как меня охватила боль, подхватив на руки, уложил на постель, и поцеловал, забирая кажется не только всю мою магию, но и ту боль, что она несла. Несколько долгих, тянущихся словно патока вязких минут. И моя боль стала частью его.
— Да, — выдохнул кесарь мне в губы, — дикая смесь из магии и боли, желания и запрета, любви и ненависти, с тобой никогда не было иначе.
Едва ли прислушиваясь к его словам, я медленно сделала вдох, откровенно опасаясь, что боль вернется вновь. Жуткая, нечеловеческая, изматывающая боль, ломающая тело, выворачивающая суставы, рвущая мышцы.
— Не вернется, — кесарь осторожно отвел прядь волос с моего лица, — я рядом.
Всегда рядом…
— Всегда, — тихо подтвердил он.
Еще несколько минут я лежала молча, прислушиваясь к ощущениям своего тела, а затем, спросила у того, кто все еще нависал надо мной, согревая дыханием мои похолодевшие от приступа губы:
— А как же наш договор и ваше данное мне слово, мой кесарь?
Он улыбнулся, стирая пальцами капельки проступивших от боли слез с моих ресниц, и с удивительной для него улыбкой, произнес:
— Я сказал — если ты пожелаешь.
Не став спорить, просто уточнила:
— А если я пожелаю?
Внимательный взгляд ледяных глаз и сказанное как аксиома:
— Значит, мы вернемся в Рассветный мир.
«Мы»…
Судорожно вздохнув, с нескрываемой злостью напомнила:
— Вы сказали — «я открою для тебя путь в Рассветный мир».
— И в чем противоречие, нежная моя? — насмешливо поинтересовался император.
— В чем противоречие? — переспросила срывающимся голосом. — В чем противоречие?!
— Именно, — вновь касаясь губами моих губ, прошептал Араэден. — В чем? Если ты пожелаешь и выполнишь условие договора, через год я открою для тебя путь в Рассветный мир…
— «Но всегда буду рядом», — закончила за него его фразу.
И ощутила улыбку кесаря. Мимолетную, мгновенно перешедшую в ласковый поцелуй, но столь красноречивую, и столь явно сказавшую мне слишком о многом.
И на фоне этого, я как-то совершенно отстраненно отнеслась к затянувшемуся, ставшему каким-то совершенно иным поцелую, который, кажется, уже вовсе не имел целью забрать мою боль. Цель скорее плавно смещалась в горизонтальную плоскость.
Дернувшись, высвободилась от прикосновения и разъяренно спросила:
— Что вы делаете?
Кесарь, едва заметно усмехнувшись, очень спокойно объяснил:
— Существует два безотказных способа успокоить женщину: первый — магический, и от него ты отказалась, потребовав от меня не использовать более руны, второй — физиологический.
И Араэден посмотрел мне в глаза с той ледяной решимостью завершить начатое, на которую был способен только он.
— Нет! — не менее решительно выдохнула я.
Он ответил усмешкой, и вновь склонившись к моим губам, вкрадчиво прошептал:
— Ты — мне жена, нежная моя, и там, в храме Матери Прародительницы, ты поклялась исполнить свой долг. И я ждал долго, любовь моя, слишком долго.
Одновременно с его словами, я ощутила, как одна рука кесаря властно легла на мой затылок, вторая ласково, но непреклонно двинулась вниз по моему телу… Судя по всему, мою девичью честь ждала пренеприятная встреча с супружеским долгом.
— Пренеприятная? — кесарь тихо рассмеялся. — Уверена?
И от его прикосновения меня бросило в жар!
В пламя, в самый эпицентр бушующего лесного пожара, куда-то туда, где я, задыхаясь, широко распахнутыми глазами смотрела в ледяные глаза кесаря, отражающие судорожно хватающую воздух меня, и холодное удовлетворение жестокого бога Рассветного мира, отстраненно играющего с ощущениями своей игрушки.