Рядом с выходящей в сад комнатой был небольшой храм со статуей Просветленного и всемилостивой Каннон. Даже Риэко не смела мешать Каэдэ молиться, и девушка часами стояла там на коленях, входя в состояние, когда молитва сливается с поэзией и окружающий мир наполняется святостью и смыслом. Она часто думала о вопросах, тревоживших ее после битвы у реки Асагавы, и о преследовании Племени. Поможет ли ей чистота помыслов постигнуть, как править миром, не прибегая к насилию. Каэдэ ругала себя за такие мысли, понимая, что никогда не сможет возглавить домен. И все же если власть вернется в ее руки, она отомстит всем, кто принес ей страдания.
Перед храмом день и ночь горели лампы, Каэдэ часто зажигала ладан и вдыхала тяжелый запах, развевая его повсюду. С рамы свисал колокольчик, и временами ей хотелось резко ударить по нему. Четкая нота пролетала эхом по всем комнатам, и служанки обменивались взглядами, так, чтобы не заметила Риэко. Они знали историю судьбы Каэдэ, жалели девушку и все больше восхищались ею.
Одна из них заинтересовала Каэдэ. Судя по записям, которые копировала Каэдэ для Такео, в доме фудзивары живет несколько людей из Племени, о чем ему не известно. Двое мужчин, включая управляющего имением, оплачиваются столицей. Видимо, они шпионы, которые должны докладывать императору о действиях сосланного дворянина. На кухне работали двое слуг, продающих информацию любому, кто готов заплатить, и еще девушка, служанка, в ком Каэдэ узнала дочь Племени.
Догадки строились лишь на небольшом сходстве с Шизукой и особой форме рук. Расставшись с Шизукой, Каэдэ по ней не скучала – тогда ее жизнь была полностью посвящена Такео. Теперь же, в окружении женщин, ей очень не хватало подруги. Хотелось услышать родной голос, проникнуться надеждой и отвагой.
Более всего надо было узнать новости. Девушку звали Юми. Если кому и известно, что происходит в мире, так это представительнице Племени. Однако они никогда не оставались наедине, и Каэдэ боялась подойти к ней. Сначала ей почудилось, будто Юми прислали ее убить, из-за мести или в наказание Такео, и она наблюдала украдкой, без страха, но с неким любопытством: как произойдет убийство, на что похожа смерть, испытает ли она облегчение или сожаление?
Каэдэ знала, какой приговор вынесло Племя Такео, и после расправы в Маруяме оно вряд ли смягчится. Она не ждала от Племени ни сочувствия, ни поддержки. И все же было нечто в поведении девушки, что подсказывало отнюдь не враждебный настрой.
Дни становились короче и прохладнее, достали зимние одежды и вынесли проветриваться, летние постирали, сложили и убрали. Две недели Каэдэ носила платья для межсезонья, радуясь теплу. Риэко и служанки занимались шитьем и вышивкой, но супруге Фудзивары запрещалось помогать им. Будучи левшой, Каэдэ не любила работать иголкой, хотя это могло бы заполнить пустые дни. Ей нравились цвета нитей, нравилось наблюдать, как оживает цветок или птица на шелковой ткани. Риэко сказала, что господин велел не давать своей жене игл, ножниц и ножей. Даже зеркала приносили ненадолго. Каэдэ вспомнила, как Шизука смастерила для нее оружие размером с иголку и спрятала в рукав. Оно пригодилось в Инуяме, Неужели господин Фудзивара боится, что его ждет та же участь?
Риэко никогда не выпускала подопечную из поля зрения, кроме тех случаев, когда приходил сам хозяин. Она сопровождала Каэдэ в баню и даже в туалет, где придерживала тяжелую юбку, а затем мыла ей руки. Стоило начаться месячным, как Фудзивара прекращал свои визиты и целую неделю ждал, пока она очистится.
Шло время. Сливовое дерево осыпалось. Однажды утром на мху и сосновых иглах появился иней. Начало холодов принесло волну болезней. Сначала Каэдэ простудилась – болела голова, в горле словно поселился колючий еж. В бреду снились кошмары, но через несколько дней ей стало лучше, только по ночам тревожил кашель. Ишида заваривал кору ивы и валериану. К тому времени захворала Риэко, болезнь доставила ей намного больше страданий.
На третий день заболевания произошла серия толчков, вогнавших Риэко в панику. Она стала практически неуправляема. Встревоженная Каэдэ послала Юми за доктором.
Когда он приехал, наступила ночь. Серебряная луна в три четверти висела на черном небе. От звезд иглами расходился в стороны свет.
Ишида велел Юми принести кипятка, сделал терпкий отвар и заставил Риэко выпить. Вскоре она перестала извиваться и рыдать.
– Немного поспит, – сказал он. – Дайте ей еще одну дозу, если беспокойство вернется.
Земля затряслась снова. Через открытую дверь Каэдэ увидела, как дрожит луна, это поднимался и оседал пол под ногами. Одна из служанок завизжала и в страхе выбежала наружу.
– Легкие толчки продолжаются весь день, – отметила Каэдэ. – Может, это признак сильного стихийного бедствия?
– Как знать, – ответил Ишида. – Потушите лампы, ложась спать. Пойду домой, посмотрю, как там мой пес.
– Ваш пес?
– Если он спит под верандой, значит, сильного землетрясения не предвидится. Но если он воет, я начну беспокоиться.