Сияние первой любви

– Буревестником, говорю. Помнишь, в школе наизусть учили? Над седой равниной моря ветер тучи собирает… Между тучами и морем гордо реет буревестник, черной молнии подобный! То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит… И тучи слышат радость в смелом крике птицы… смелом таком, ох, каком смелом!

– Вот зря ты смеешься надо мной, Тамарочка, зря! Я бы в твоем положении не позволила бы себе… А ты…

Тамара вздохнула, лишь крепче сплела пальцы. Видимо, надо было просто стерпеть… Не понимает человек, хоть убей.

Интересно, это когда-нибудь кончится или нет? Просто мазохизм какой-то. Избиение плетками. Хоть бы девчонки поскорее с прогулки пришли. И как эту Ирину угораздило застать ее дома? В кою-то пору отгул на работе взяла!

Наконец Ирина ушла. Закрыв за ней дверь, Тамара почувствовала себя абсолютно опустошенной. Села на кухне, подперла подбородок ладонями, попыталась собрать себя по кусочкам. Правда, о внутреннем равновесии теперь и мечтать не приходится, но все же… Надо что-то решить для себя. Как-то жить дальше.

И усмехнулась грустно – как жить, как жить? А так и жить, как раньше. Терпеть. Хранить очаг. Тот самый драгоценный очаг, без которого для нее нет жизни. И без Сережи в нем тем более нет жизни. Все, что у нее есть, это дом, Сережа и дети. Разве мало? Отнюдь…

Да, она такая, она клуша. Она женщина с тряпочкой. Но! Счастливая клуша, счастливая женщина с тряпочкой! У каждого свое счастье, и она своего потерять не может. Да с чего ради?

А за Сережу она не боится. Сережа знает, как она его любит, и знает, что без него просто умрет. И женщина эта со временем исчезнет… Подумаешь, увлекся. Все проходит, и это пройдет.

Тем более Сережу в длительную командировку собираются отправлять, на целый год. И хорошо, и пусть отправляют. А они с девчонками будут к нему ездить. Он будет встречать их на вокзале, радоваться…

А любовнице – зачем ездить? Слишком хлопотно. Она себе другого за это время найдет. Такая красотка – да неужель не найдет? Некоторые вон всю жизнь в чьих-то любовницах числятся, им такая жизнь нравится. И понятие о женском счастье у каждой свое.

Да, любовницы приходят и уходят, а жены остаются. Не она первая, не она последняя, кому приходится пережить эту неприятность.

Рассуждая таким образом, Тамара и сама не заметила, как перемыла чайные чашки, как протерла салфеткой кухонный стол, как занялась тысячей мелких домашних дел, незаметных постороннему глазу, но таких необходимых для поддержания образцового порядка. Да, у нее в доме образцовый порядок. И всегда вкусной едой пахнет. И всем в доме хорошо, тепло и уютно… И любовь из такого дома не уходит. Претерпевает иногда маленькие испытания и потрясения, но не уходит. Да, вот так. Платформа у нее такая, и она на ней крепко стоит – не сдвинешь…

Вскоре пришли девчонки, и Тамара принялась кормить их ужином. Слушала девчачью болтовню, успокаивалась. Потом посуду перемыла, любимую передачу по телевизору посмотрела… Обычный вечер, спокойный, домашний. Сережа долго не идет, но он довольно часто на работе задерживается. Да, пусть будет именно так – на работе задерживается. Ни за что она не будет изводиться ревностью и названивать ему каждые полчаса. В конце концов, у всякой жены свое понятие о достоинстве. И мудрость у всякой своя. Хоть и скороспелая, доморощенная, как составная часть хрупкого душевного равновесия, но – своя…

– Мам, а папа что, поздно сегодня придет? – Тамара вздрогнула от Надюшиного вопроса. – Он звонил, да?

– Поздно он придет, Надюша. Вы с Верой не ждите его, ложитесь спать.

– А ты?

– И я тоже скоро лягу. Давай, давай, Надюш, поздно уже…

Уложив девчонок спать, она села на кухне, чувствуя, как уходит с таким трудом добытое внутреннее спокойствие. Может, поплакать немного? Открыть окно и поплакать, подставив лицо теплому ветру?

Однако поплакать не получилось. Не было слез. Наверное, она сама загнала их в дальний угол обманным душевным спокойствием. Ну почему, почему она такая неумеха, почему все делает не по правилам? Где надо поскандалить – смолчит, где надо поплакать – тоже не получается… Может, все-таки Сереже позвонить? Вдруг что-нибудь случилось? Хотя бы голос его услышать…

Телефон у Сережи был отключен. Что ж, понятно. Хотя и больно. Очень больно. Так больно, что…

– Мам! Ты чего не спишь?

Обернулась – в дверях Верочка стоит, щурится на яркий свет, личико недовольное.

– Да не спится чего-то, Верочка… А ты чего поднялась?

– Да я забыла тебе сказать, что у меня на кроссовке подошва лопнула.

– Ничего страшного, Верочка. Завтра пойдем, новые купим. И тебе, и Надюше.

– Ой, мам… А ты что, плачешь?

– Я не плачу! С чего ты взяла? Посмотри на меня внимательно. Ни слезинки, ты что!

– Да… Слезами не плачешь, а душой плачешь, я же слышу… Не плачь, мам. Пожалуйста. Ну хочешь, поговорим, как женщина с женщиной?

Тамара не смогла сдержать короткого смеха – уж больно забавно прозвучало это трогательное «как женщина с женщиной».

– Не, ну чего ты смеешься, мам. Ты думаешь, мы с Надькой такие маленькие и глупенькие и ничего не понимаем, да? А мы все видим и понимаем…