– Это была последняя воля бабушки, – пожала плечами Гермиона, сидя у костра во время ужина, – она всегда мечтала назвать дочь Гермионой, но у неё родился сын, и мечта осталась неосуществлённой. Когда она умирала, то попросила родителей, чтобы они дали внучке это имя. И вот – теперь я Гермиона, – улыбнулась она в ответ на вопрос Регулуса, озвученный Джеком.
– Как трогательно, – не удержался Регулус и поймал на себе сразу несколько предупреждающих взглядов.
– Малыш Регги чем-то недоволен? – захмелевшим голосом поддел Джек, который ещё больше оживился с появлением новенькой, а оттого чуть ли не блевал вопросами.
– У меня есть имя, идиотина, – рыкнул Регулус и сел на бревно справа от Джонатана, который тут же предложил ему походную тарелку с кусочками запечённых фруктов. – Спасибо, я не голоден.
– Кстати, мы так и не представились, – внезапно уверенно обратилась к Регулусу новенькая и протянула руку. – Меня зовут Гермиона Грейнджер. А ты…
Первым было желание броситься прочь, сверкая пятками, умчаться на противоположный край острова и больше не появляться на традиционных ужинах у костра. Регулусу было почти физически больно от того, с каким огоньком смотрит на него Гермиона, с какой жадностью тянется к общению, стараясь быть милой со всеми. А всё потому… Потому что сейчас она слишком напоминала его самого, когда он только попал за Арку. Он тоже тогда до конца не верил, что застрял здесь навечно и питал надежды, которым не суждено было оправдаться.
Регулус перехватил взгляд Флавиуса, который выжидающе смотрел на него, вскинув бровь, и всё же неохотно пожал протянутую руку. И в миг, когда он коснулся нежной кожи Гермионы, когда сжал её маленькую ладонь в своей, куда большей по размеру, в нём внезапно воскресла память о женских прикосновениях, о нежных девичьих пальцах, которые когда-то перебирали его волосы или ласкали тело. Мерлин, сколько прошло лет, а может, и десятилетий с того момента, когда он был с девушкой? Когда в последний раз он просто касался девушки, не говоря уже о большем? Эта мысль пробежалась по телу мурашками, прокатилась внутри огненным шаром и приземлилась прямо в паху, вызывая возбуждение, которого Регулус так давно не чувствовал, которое запретил себе чувствовать, не желая уподобляться Джеку с его привычкой жадно мусолить сальный журнал с голыми ведьмами и, рукоблудствуя, представлять всех этих Минни, Китти и Шейли в деле.
Ощущая, что фантазия разыгралась не на шутку, из-за чего появился риск всё-таки уподобиться Джеку, Регулус тут же резко отдёрнул ладонь и против воли впервые взглянул на Гермиону не как на очевидную обузу, не как на истеричку и ещё одну головную боль, а как на девушку.
И в целом ему понравилось то, что он увидел.
Кареглазая, худая, но не такая хрупкая, как Элен, она была едва ли старше него. Вернее, едва ли старше того возраста, в котором он застыл навеки. Её нельзя было назвать красавицей, особенно если принять во внимание эти пышные, вьющиеся волосы, которым очень недоставало укладывающих чар и волшебной расчёски. Но и в них было своё очарование. А ещё у новенькой была обезоруживающая улыбка и тёплые глаза, которые, как и у Флавиуса, светились добротой.
Наверное, именно из-за того, что на него очень давно никто не смотрел с добротой, он и решил представиться.
– Регулус, – сказал он, прокашлявшись. – Меня зовут Регулус Блэк, хотя некоторые называют меня Рег. И не то чтобы я это одобрял, кстати.
Он не знал, что её так ошеломило. Может, его имя? Хотя вряд ли: оно хоть и звучало вычурно, тем не менее было не хуже, чем «Гермиона». Тогда, возможно, дело в фамилии? Да уж, его фамилия всегда была на слуху и не всегда упоминалась в положительном ключе, далеко не всегда. Или в прозвище? В любом случае, что бы это ни было, это Гермиону… Пугало? Удивляло? Приводило… в восторг?!
– Так ты… Ты же… – качала головой Гермиона, быстро рассматривая его. – Святой Мерлин, этого не может быть!
– Чего не может быть, Грейнджер? – с опаской поинтересовался Регулус, решив произнесённой фамилией обозначить дистанцию, на всякий случай, и угли костра одобрительно треснули.
– Ты брат Сириуса? – в конце концов выдавила Гермиона, уставившись на него так, как это делали девчонки после успешно сыгранного матча по квиддичу: с благоговением и каким-то нездоровым восхищением.
Но сейчас, в этих обстоятельствах, Регулус не был этому рад.
Казалось, трещали не только угли, лениво барахтавшиеся в пламени, – он тоже будто трещал, расходился по швам и чувствовал, как жившее внутри чудовище, с которым Регулус еле-еле сумел совладать, опять лезет наружу, начиная сжирать его заживо.
Чудовище, порождённое самым жестоким воспоминанием – о событии, которое едва не сломило Регулуса несколько лет назад.
Шесть лет назад.
– Он тоже здесь? – как назло, не унималась Грейнджер, оглядываясь по сторонам, шаря взглядом повсюду с таким восторгом, словно Сириус мог выйти вон из-за того куста или выпрыгнуть прямо из пламени в сомбреро и начать танцевать, эффектно обозначив свой приход.