Сияние снегов (сборник)

Неужто все и впрямь темно и тошно,
и ты вовек с весельем незнаком?
А вот костер – и варится картошка,
и пар плывет над жарким казанком.

Запасы счастья засветло пополни,

а злость и зависть сядут под арест.
О, что за снедь ликует на попоне:
редиска с грядки, первый огурец!

И мед земли поет в твоих ладонях,

сверкает, медлит, шелков и парчов,
и, курс держа на свой дощатый домик,
спешит семья стремительных скворцов.

Каким пером ту прелесть опишу я,

где взять слова, каких на свете нет,
когда над всем, блистая и бушуя,
царит и дышит яблоневый цвет,

и добрый ветер, выпрыгнув из чащи,

ласкает ветки, листьями звеня,
и добрый друг, так родственно молчащий,
сидит с тобой у доброго огня.

1964

«Январь – серебряный сержант…»

Январь – серебряный сержант,
давно отбой в казармах ротных,
а не твои ли в подворотнях
снегами чёботы шуршат?

Не досчитались нас с тобой.

Мы в этот вечер спирт лакали.
Я чиркал спичкой – и в бокале
являлся чертик голубой.

Мне мало северного дня

дышать на звездочки мозаик.
Ведь я – поэт, а не прозаик,
хранитель Божьего огня.

Хотя, по счастию, привык

нести житейскую поклажу,
но с братом запросто полажу,
рубая правду напрямик…

Ан тут хозяюшка зима,

чье волшебство со счастьем смежно,
лохмато, северно и снежно,
меня за шиворот взяла.

Ей не впервой бродяг держать,

ворча сквозь смех о позднем часе,
и пошкандыбал восвояси
январь – серебряный сержант.

Теперь морозцем щеки жги,

святой снежок в ладошах комкай.
В ночи, космической и колкой,
шуршат сержантовы шаги.

(1966)

«На мой порог зима пришла…»

На мой порог зима пришла,
в окошко потное подула.
Я стыну зябко и сутуло,
грущу – и грусть моя грешна.

И то ли счастье, то ли сон

на мой порог, как снег, упали,
и пахнет милыми губами
мое горящее лицо.

Я жарюсь в чертовых печах.

(Как раз за лириков взялись там!)
Я нищетой до дыр залистан.
О, не читай меня, печаль.

Ты ж, юность, смейся и шали,

с кем хочешь будь, что хочешь делай.
Метелью праздничной и белой
во мне шумят твои шаги.

Душе и сладко, и темно,

ей не уйти и не остаться, –
и трубы трепетные счастья
по-птичьи плачут надо мной.

1962

Рыбацкая доля