Сияние снегов

Оснежись, голова! Черт-те что в мировом чертеже!
Если жизнь такова, что дышать уже нечем душе
    и втемяшилась тьма болевая,
помоги мне, судьба, та, что сам для себя отковал,
чтоб у жаркого лба не звенел византийский комар,
    костяным холодком повевая.

Что написано – стер, что стряслось – невозможно назвать.

В суматоху и сор, на кривой и немытый асфальт
    я попал, как чудак из романа,
и живу, как дано, никого за печаль не виня.
Нищим стал я давно, нынче снова беда у меня –
    Лиля руку в запястье сломала.

Жаль незрячих щенят, одурели в сиротстве совсем:

знай, свой закут чернят, издеваясь, как черти, над всем, –
    мы ж, как люди, что любим, то белим.
За стихов канитель современник не даст ни гроша.
Есть в Крыму Коктебель, там была наша жизнь хороша –
    сном развеялся Крым с Коктебелем.

В городах этажи взгромоздил над людьми идиот.

Где ж то детство души, что, казалось, вовек не пройдет?
    Где ж то слово, что было в начале?
Чтоб не биться в сети, что наплел за искусом искус,
суждено ль нам взойти в обиталище утренних муз,
    добывающих свет из печали?

Есть в Крыму Коктебель, в Коктебеле – Волошинский дом,

и опять, как теперь, мы к нему на веранду придем,

    до конца свой клубок размотавши, –
там, органно звуча, в нас духовная радость цвела,
там сиял, как свеча, виноград посредине стола
    и звенела походка Наташи.

1992

«Взрослым так и не став, покажусь-ка я белой вороной…»