Сияние жизни (СИ)

«Михел… Надеюсь, ты горишь в самом настоящем вашем католическом аду…»

— Да.

— Простите… Я могу взглянуть на упомянутые вами тексты?

Кадзи напрягся. Поэт сейчас заискивающе просил своей смерти: любой человек, которому без соответствующих полномочий попали на глаза тексты скрижалей, подлежал уничтожению. В течение суток.

— У меня нет их с собой. Быть может, вы припомните, что когда-то сталкивались с текстами под названием «Скрижали Ангела»? Или слышали о раскопках камеры под лапами Сфинкса?

Поэт упрямо помотал головой, подтверждая то, что Кадзи и без него знал. Биографию виршемаза проследили едва ли не с пеленок, все связи — на три звена знакомых. У такого ничтожества просто не могло быть ничего общего со «Скрижалями» или причастными к ним людьми. Даже с теми бедуинами, которых шлепнули сразу после окончания раскопок.

И, тем не менее, он их написал.

— Скажите, — спросил Кадзи, — а что насчет…

— Я бы хотел увидеть эти тексты, — твердо сказал Шанфлери.

Кадзи порылся в своих чувствах и помимо отчаяния и недоумения обнаружил там горечь и почти обиду на этого невозможного идиота. Он написал то, о чем не должен был и не мог знать. Он действительно ничего не знал. И сейчас выпрашивал себе пропуск на тот свет, желая удостовериться, что в своей никчемной книжке он каким-то диким озарением, каким-то невообразимым финтом фортуны невольно воспел древние тексты.

— Зачем вам это? — тихо спросил Кадзи. — Вы же все равно утверждаете, что не читали их.

— Я… Возможно, я вспомню… — неуверенно сказал Шанфлери. — Понимаете, это важно…

«Что ты вспомнишь, осел?..»

Глядя в горящие глаза поэта, Кадзи достал портфель из-под стола и лязгнул застежками.

— Вот они.

Поэт весь подался вперед, вырывая из рук Кадзи бумаги, и забегал расширившимися глазами по строчкам.

— Поразительно… А на каком языке оригинал? Скажите, это не имеет ничего общего с текстами Му? Неужели я угадал это? У Блаватской написано…

Кадзи нырнул в мягкую мелодию, наблюдая за моментом высшего триумфа: бармен вновь поставил «Звездную пыль». Шанфлери сейчас не требовался собеседник, ему надо было выговориться. А слушать Кадзи умел — по крайней мере, эту услугу он мог ему напоследок оказать.

«Это Коулман, — вспомнил Кадзи. — Он играет, как Бог».

Саксофон был великолепен, он волновал и вдохновлял, интонируя откровения поэта случайному собеседнику. Наверное, ни одного своего стихотворения Шанфлери не сочинял с таким упоением.

Дальше должны были вступить гитара и пианино, но имена виртуозов Кадзи уже не смог припомнить.

«У каждой утечки должен быть смысл… Вы правы, господин командующий. У этой утечки есть свой чертов смысл».

Глава 15

— Конвою — стоп.

— Принято, «Тип-01». Причина? — отозвался голос Тодзи, выплывая из-за треска помех.

— «Горячее пятно».

Синдзи внимательно изучал показания обезумевшего дозиметра. Пятидесятикратного превышения нормы не выдержит даже усиленная защита научных танков: наведенная радиация и прочие прелести жизни быстро приведут машину и экипаж в негодность.

— «Тип-01», сдайте назад, — сказала полковник. — Высылаю «восемнадцатого» для поиска прохода.

Он прикрыл глаза, утомленные зеленоватым свечением визира. Чертова процедура повторялась уже пятый раз за сутки, зоны интенсивного заражения второй день шли так, словно маршрут кропили изотопами. Некоторые «пятна» лучились настолько сильно, что туман над ними сиял, иные прятались в густом мраке и давали знать о себе только истериками счетчика Гейгера. Конвой был настойчив и беспомощен в попытках безостановочно двигаться вперед: змеей извивался в узких проходах между фонящими ловушками, вслепую тыкался во мглу, как новорожденный щенок. Судзухара почти ломал сочленения БМК, вписывая атомоход в извилистые безопасные тропы, но только лишь для того, чтобы пройти маршем пять-семь километров и упереться в очередное поле из стронциевых, цезиевых и еще не пойми каких западней. Акаги мрачнела и кривилась, читая отчеты о состоянии персонала, жгла сигареты, как спички, и количество таблеток на завтрак и ужин уже едва ли не превышало количество еды.

Синдзи высунул язык, облизнул обметанные губы и поморщился: как наждаком по напильнику. Причем у обоих инструментов нервы в наличии. Пить из-за всех этих препаратов хотелось неимоверно, жажда глушила и высушивала все остальные желания. Он скосил глаза на счетчик и прикинул, что до конца смены ему осталось чуть меньше литра воды.

«У меня еще хоть норма человеческая», — подумал он, изучая вожделенный патрубок.

Пустоши сохранили довольно много воды со времен до Удара, но все поверхностные запасы содержали неимоверное количество растворенных изотопов. И хотя ионообменным фильтрам БМК такие примеси не доставляли проблем, собственно запасы реагентов были отнюдь не безграничны, так что ситуация с водой была даже хуже, чем на «Токио-3».

Синдзи отвлекся от горестных размышлений и прильнул к визиру, заметив, что «восемнадцатый» — танк высшей радиационной защиты, — ушел вперед, и теперь нащупывал еще невидимую безопасную тропу, чтобы потом поставить светящиеся вешки.