Сияние жизни

С самого утра, проводив Рей в «Тип», Синдзи гулял по коридорам БМК, разрабатывая ноги: Канаме отругал его скорость восстановления и запретил еще день садиться в ЕВУ. Суставы и в самом деле слушались очень плохо, из левого колена даже жидкость откачали, и теперь, кусая губы от боли, он мелкими шагами мерил атомоход. Красноватое сияние забранных в решетку ламп уже въелось в глаза, руки ощупали каждую ручку в межблоковых переходах, а он все не мог остановиться, доводя нервы до исступления. «По крайней мере, так меньше шумят эти двое спорщиков в голове».

Пропустив ступеньку, он едва не рухнул, но был подхвачен под локоть. Синдзи поднял глаза и увидел сержанта-разведчика, который внимательно изучал его лицо.

— Не ушибся, младлей?

— Нет.

Парень кивнул и снова облокотился на стену. «Ах да, это же конвоир Акаги…», — вспомнил Синдзи и осмотрелся в поисках доктора, попутно пытаясь понять, где именно он находится. По всему выходило, что он у переборки, ведущей в опечатанный кормовой блок. Дверь, около которой они стояли, вела в этот самый блок и была приоткрыта. Он посмотрел на сержанта:

— Акаги там?

— Так точно.

«Акаги должна знать, что с Мисато-сан. А я до сих пор не знаю».

— Я войду, — сказал он, делая шаг к дверям под надписью «Вход только для командующего и заместителей». Сержант, к его удивлению, только пожал плечами. Синдзи открыл дверь пошире, и ему в лицо уперлась дюза реактивного двигателя. Он вздрогнул и протиснулся мимо нее.

«Ракета? На БМК?»

Похожий на цистерну кормовой блок атомохода почти полностью занимала едва ли не десятиметровая труба толстой ракеты и поддерживающий ее ложем стартовый кран. Массивный люк ближе к носу снаряда был распахнут, и оттуда высунулась растрепанная голова Акаги.

— Икари? Что ты здесь делаешь?

— Ищу вас, — сказал Синдзи, отмечая искорку нервозности в вопросе доктора. — Хотел узнать о состоянии полковника. Меня к ней не пускают, главврач отмалчивается…

— Правильно делают, — ответила недовольным голосом женщина и вылезла из недр ракеты, вытирая руки промасленной ветошью. — Мы с Канаме колем ей сложные ингибиторы, так что она почти все время спит. Зато медленнее прогрессирует рак.

Акаги закурила, косясь на лежащий неподалеку баллон с кислородом.

Синдзи тоже взглянул на баллон и посмотрел на доктора. Она то и дело поправляла сползающие очки, а держащая сигарету рука чуть заметно подрагивала. «Тут что-то не так…»

— Надеетесь, что она доживет до возвращения?

Акаги отвернулась и медленно повела плечами: мол, надежда — дело такое, сложное.

— Доктор, эта ракета…

— Слушай сюда, — сказала Акаги и подалась к нему, вглядываясь в глаза. — Я вообще не понимаю, за каким дьяволом тебя сюда впустили, но раз уж ты такой настырный, то докладываю. Ракета должна быть запущена, когда экспедицией будет собрано достаточно образцов. В стратосфере она выпустит баллон с гондолой, который подаст сигнал и будет дрейфовать над мглой Атомных земель, пока его не заберет специальный самолет. Доступно? Пошел вон.

Синдзи кивнул и хотел уйти, но население его головы в два голоса предложило воспользоваться раздражением и явным смятением обычно холодной, как Арктика, женщины.

— Скажите доктор, почему вы пошли в этот поход?

Она вздрогнула и посмотрела на него, а потом, словно впервые видя, — на себя: на свою грязную полу-робу, на грубые ботинки, на зажатую в руке куцую сигарету.

— Имеешь ввиду, что я слишком ценный кадр? Да это почти комплимент, — тяжело сказала она, наконец. — Зачем тебе это знать?

— Интересно.

Синдзи прислушался к себе. «И впрямь, интересно… Ей плевать на людей, она разве только к Мисато-сан что-то чувствует. Вряд ли это из каких-то идеалов…»

— Я вызвалась не из-за Мисато, если ты это имеешь в виду, — ответила Акаги и затушила сигарету. — А остальное тебя не касается. Мне надо работать. Свободен.

Икари кивнул, схватился за стену, когда БМК тряхнуло, и пошел к выходу, скрипя зубами от боли в застоявшихся ногах.

* * *

Синдзи проснулся, и сперва не понял, что его разбудило. Сон — только что яркий и четкий — стремительно таял, прорезая и без того слабую память. Холод стены справа, тепло Рей слева, в меру острые пружины, тьма — все это одним ударом хлынуло в него, но было еще что-то, что-то на пределе ощущений. Он прислушался и уловил разговор, идущий в отдалении на повышенных тонах, словно в кромешной тьме ночного БМК транслировали непонятный «голос пустошей» — сплошной бубнеж, вскрики, голые интонации без единого четкого слова.

«— Сон? Галлюцинация? Бред?

— Нет. Надо проверить».

Синдзи сел в кровати, ничего не понимая. Голоса отдалялись, а потом — на высокой ноте — оборвались. Он перебрался через Рей и наощупь оделся, сражаясь с тупыми ударами боли во всем теле. «Я уже в своей каюте… Значит, голоса доносились из хвостовых отсеков». Синдзи сориентировался в слабо освещенном коридоре и пошел к корме атомохода, помаргивая в густой кровавой мгле, разлитой включенными на треть мощности лампами.