Сиятельный

И вот тут мужичонку проняло, да так, что он чуть не обмочился.

— Это он? — просипел портье, враз поверив нашим словам.

— Он, — подтвердил я и достал служебную карточку, которую совсем позабыл сдать. Совершенно случайно, разумеется. — Читай!

Портье повернул удостоверение к свету.

— Детектив-констебль Леопольд Орсо, — вслух произнес он. — Сыскная полиция.

Я забрал документы и скомандовал:

— Ключи, быстро!

Мы перешли к конторке, там служащий отеля снял с гвоздика ключ от двадцать второго номера и отдал его нам.

— Сколько комнат? — не забыл уточнить Рамон.

— Одна. Удобства на этаже.

— Сиди и не дергайся, — приказал констебль; в ответ раздалось позвякивание горлышка графина о край граненого стакан.

Я прошелся по вестибюлю, запоминая на всякий случай расположение входов и выходов, потом обернулся и спросил:

— Чердак?

Ночной портье сделал несколько жадных глотков, отставил пустой стакан и сообщил:

— Заколочен.

Рамон приблизился ко мне и тихонько прошептал:

— Ну и что делать будем? Одного оставлять его не дело.

— Проверим номер, потом вернешься.

— Сойдет, — кивнул констебль и предупредил портье: — Чтоб без фокусов. Понял?

— Да! — сдавленно пискнул тот. Известие о том, что одним из постояльцев оказался легендарный убийца, полностью выбило его из колеи.

Мы с Рамоном поднялись на второй этаж; там я убрал в нагрудный карман темные очки, потом снял крышечку с рукояти трости и включил фонарь.

— Заходишь первым, — предупредил напарника, доставая «Цербер».

— Понял, — кивнул констебль, встав напротив двери с номером «двадцать два».

Я сунул трость под мышку и осторожно провернул ключ в замочной скважине.

Механизм оказался смазан, даже не скрипнул; раз — и готово.

Рамон стремительно ворвался в номер, я заскочил следом и повел фонарем, освещая комнату. Шкаф, кровать, стол у окна — спрятаться негде, но напарник так не считал.

— Шкаф, — хрипло выдохнул Рамон, взяв на прицел покосившуюся громаду.

Я распахнул створки; среди развешанных на плечиках пиджаков и брюк никто не таился. Тогда констебль указал на кровать.

— Свети!

Под кроватью обнаружился лишь дорожный чемодан; я вернул покрывало на место, сунул «Цербер» в карман и скомандовал напарнику:

— Бегом вниз!

Рамон поспешил к портье, а я натянул перчатки и занялся обыском. Отсутствие ордера и прочие процессуальные тонкости волновали меня сейчас меньше всего.

Победителей не судят.

Газовые рожки зажигать не стал, так и продолжал подсвечивать себе фонарем в рукояти трости, стараясь лишний раз не направлять его в сторону занавешенных окон. Мусорное ведро было забито очистками сарделек, у стены стояла пара пустых бутылок из-под сливовицы, их решил не трогать, вместо этого выдвинул из-под кровати потертый чемодан и наскоро проверил его содержимое, но помимо погашенного билета на дирижабль рейса «Нью-Йорк — Новый Вавилон» ничего интересного там не оказалось. Нижнее белье, зубной порошок, бритва, прочая мелочовка.

Тогда перешел к шкафу и охлопал одежду; ровно с тем же успехом.

Все пиджаки и брюки были новенькими, пошитыми по индивидуальному заказу из дорогой черной ткани. Все одинаковые, словно горошины в стручке. И все со споротыми ярлыками.

Одного пиджака не хватало.

Крайне предусмотрительно. И кровь на черном не так бросается в глаза, и никто не удивится, если сегодня на тебе не тот пиджак, что вчера.

Я проверил ящики стола и даже стащил с кровати матрац, потом взобрался на стул и осветил шкаф — там одна лишь пыль. Привстав на цыпочки, потянулся к деревянной решетке вентиляционного отверстия, только прикоснулся — и она осталась в руке.

Вот он, тайник!

Впрочем, тайник — это громко сказано. Просто потайное место, чтобы уберечь ценные вещи от вороватой прислуги, и не более того.

Я извлек из вентиляционного отверстия металлическую шкатулку и, поскольку вскрывать нехитрый замок гнутой скрепкой просто не было времени, взломал его, просунув под крышку нож.

Сверху лежали стеклянный шприц, жгут и пузырек с раствором морфия, и сразу стало ясно, что первое убийство вовсе не было случайным. Либо оборотень не сошелся с жертвой в цене, либо покойник попросту решил ограбить заезжего наркомана. Скорее второе — перетянутая аптечной резинкой пачка колониальных долларов вызывала завистливое уважение.

Сунув деньги в карман куртки, я взял пухлый конверт и вытряхнул из него два паспорта. Первый был выдан некоему Герхарду Ланке, жителю колониального штата Нью-Йорк, сорока двух лет от роду; владельцем второго оказался сорокалетний Джонатан Барлоу из Мельбурна, Зюйд-Индия. Что характерно — отметка о въезде не была проставлена ни в одном из них.

Значит, есть и третий.

Отложив паспорта, я удостоверился, что в шкатулке ничего больше не осталось, и покинул номер, не трудясь хоть как-то скрыть устроенный при обыске беспорядок. Дошел до лестницы и уселся на верхнюю ступеньку, давая отдых усталым ногам.

— Ну что? — спросил Рамон Миро, опуская лупару.

— Это он, — подтвердил я, совсем позабыв о портье.

А того при этих словах едва удар не хватил; аж обмер весь и навалился на конторку.

Констебль досадливо поморщился, поднялся по лестнице и протянул руку.