Сиятельный

Впрочем, и здесь не обошлось без нюансов – подниматься на второй этаж пришлось по отдельной лестнице. Дверь кабинета, как я успел заметить, была укреплена стальными уголками, а окна забраны решетками, при этом ничего ценного в помещении не оказалось: стол с графином и телефонным аппаратом, часы с тремя циферблатами, пара кресел для посетителей, переполненное телеграфными лентами ведро для бумаг да забитый папками шкаф. Разве что за портретом ее императорского величества мог скрываться встроенный в стену сейф…

– Леопольд, рад видеть вас в добром здравии! – улыбнулся при моем появлении Исаак Левинсон и даже поднялся из-за стола, но чувствовалась в нем некоторая скованность. Полагаю, он никак не мог решить, на каком основании потребовать возврата аванса.

Отсчитывая мне сотенные банкноты, иудей совершенно точно пребывал в состоянии помраченного рассудка: ограбление, поджог, убийство – такое кого угодно из колеи выбьет. А когда улеглись эмоции и стало известно, что ничего не похищено, в голове банкира наверняка угнездилась мысль: «А зачем платить кому-то за работу, которую полиция выполнит совершенно бесплатно?»

Месть? Бросьте! Месть – это нечто эфемерное, а пятьсот франков – это пятьсот франков.

Мне даже стало немного совестно. Впрочем, не настолько совестно, чтобы вернуть деньги; если длинная череда благородных предков чем-то и наделяет, так это здоровым цинизмом.

Нерешительность же господина Левинсона объяснялась вовсе не порядочностью, а тем простым фактом, что он намеревался неплохо заработать на выкупе моих долгов; только и всего. Иначе наверняка встретил бы меня требованием завизировать расписку о получении пятисот франков с обязательством вернуть их в кратчайшие сроки и под совершенно грабительский процент.

Нисколько, кстати, не удивлюсь, если расписка уже лежит в ящике стола.

Именно поэтому я с ходу перешел в наступление.

– Дурные вести, господин Левинсон! Дурные вести!

Заявление это банкира не ошеломило, но вместо уже заготовленной фразы он невольно спросил:

– Что случилось?

– Броневик оказался пуст! – объявил я. – При падении грабителей внутри не было!

– Вы уверены?!

– Я лично наблюдал за поднятием его со дна! В самоходной коляске никого не оказалось. Протокол будет завтра.

Исаак Левинсон грузно опустился за стол, выпил воды и тяжко вздохнул:

– Час от часу не легче.

– Да, известие не из приятных, – кивнул я, уселся в кресло и закинул ногу на ногу, а когда к иудею начало возвращаться спокойствие, выдал следующую порцию плохих новостей: – Мои коллеги полагают, что это не было попыткой ограбления!

Исаак Левинсон нервно встрепенулся и спросил:

– А как полагаете вы, Леопольд?

– Ограблением здесь и не пахнет, – безапелляционно заявил я, не став делиться предположением о стремлении злоумышленников уничтожить некие документы. Вместо этого спросил: – Господин Левинсон, не знаете, кто может желать вам смерти?

Версия была шита белыми нитками, но чем выше забирается по социальной лестнице человек, тем более значимой полагает собственную персону в системе мироздания. К тому же покажите мне иудея, который упустит возможность объявить себя жертвой погрома?

– Это невозможно, – решительно отрезал Исаак Левинсон, но я-то видел, что семена сомнений попали на благодатную почву, и потому ничего добавлять не стал.

С минуту в кабинете царило молчание, затем банкир добавил:

– Так у нас дела не делаются! – и сразу засыпал меня вопросами: – Как продвигается следствие? Уже есть подвижки? Какие версии рассматривает полиция?

Сожаление о впустую потраченных пятистах франках если и не покинуло его полностью, то отступило на задний план, оттесненное новой, куда более значимой проблемой. Иной раз просто ненавижу свой талант…

– Полиция топчется на месте, – без обиняков заявил я. – Они даже не нашли место, где преступники покинули броневик.

– А вы? Вы нашли его?

– Нашел, – подтвердил я. – И прямо сейчас еду в Ньютон-Маркт ставить в известность руководство.

– Сделайте это, – благосклонно кивнул Исаак Левинсон.

– А как продвигается выкуп долгов? – спросил я тогда.

– Предложил пять сантимов с франка, но никто не согласен меньше чем на тридцать, – улыбнулся иудей, вновь почувствовав себя в родной стихии. – Не беспокойтесь, это еще граф Косице не сделал заявления о вашей безвременной кончине в возрасте пяти лет. Помяните мое слово – десять сантимов скоро покажутся им щедрым предложением.

– Положусь в этом вопросе на вас.

– Но есть одна тонкость, – неожиданно подался вперед банкир. – Я веду ваши финансы, но не контролирую процесс вступления в наследство. Это может привести к ненужным осложнениям.

Я вспомнил стоимость костюма риелтора, к которому меня направил собственный поверенный, и с чистой совестью предложил:

– Подготовьте документы, в следующую нашу встречу я все подпишу.

– Вот и замечательно, – расслабился банкир. – Продолжайте расследование и держите меня в курсе дела. А теперь прошу меня извинить, надо сделать несколько деловых звонков.

– В столь поздний час? – удивился я, бросив взгляд на настенные часы.

На тех было без десяти семь.